– По-ра-зи-тель-но! – воскликнул Прутик, двигаясь дальше. Он повернул налево.
Потом направо. Поднялся по склону. Все казалось таким неизвестным, таким таинственным.
Он остановился у купы подрагивающих растений с остроконечными листьями. Стебли были усыпаны набухшими почками, мерцавшими в лунном сиянии.
И вдруг почки начали раскрываться одна за другой, и все растения одновременно покрылись массивными круглыми цветами, лепестки которых напоминали ледяные осколки; лесные цветы повернули свои головки к луне и засверкали во всем великолепии в ее лучах.
Прутик улыбнулся и пошел дальше.
– Еще чуть-чуть вперед… – сказал он себе. Куст-спотыкач сделал кувырок и исчез в темноте.
Позвякивали лунные колокольчики, в нарастающем ветре бренчали ягоды-бубенцы.
И вдруг Прутик услышал совсем иные звуки. Он резко обернулся. Маленькое пушистое существо с бурой шерсткой и винтообразным хвостом, перебирая лапками, бежало по лесу, повизгивая от страха. Крик совы пронзил ночной воздух.
Сердце у мальчика забилось. Он в страхе огляделся.
В лесной мгле он увидел множество глаз. Желтые глаза. Зеленые глаза. Красные глаза.
Разноцветные глаза уставились на него из чащи.
– Нет, только не это, – простонал он. – Что я вам сделал?
Он понял, что натворил. Предупреждала же его Спельда: «Никогда не сходи с тропы!» Но он, очарованный красотой серебряного бора, не послушался ее.
Он чуть не заплакал.
– Ну почему я ничего не могу сделать, как нужно? Какой же я дурак! Дурак! Дурак! – крикнул он сам себе. Спотыкаясь и падая, он в отчаянии пытался найти потерянную тропу.
И вдруг он услышал какой-то новый звук, заставивший его остановиться. Он услышал свистящее дыхание жабы-вонючки. Это было огромное и опасное пресмыкающееся: от зловонной струи воздуха, вырывавшегося у нее изо рта, жертва цепенела за двадцать шагов, а в десяти шагах падала замертво, задохнувшись от ядовитых испарений. Одной-единственной гнилой жабьей отрыжки оказалось достаточно, чтобы свалить с ног здоровенного дядюшку его приятеля Хрипуна.
Что делать? Куда бежать? Никогда раньше он не сбивался с пути в Темных Лесах. Он бросился налево, потом направо и снова остановился. Отовсюду ему слышалось свистящее дыхание жабы-вонючки. Он метнулся в тенистые заросли молодых деревьев и, сжавшись в комок, спрятался за стволом высокого кривого дерева.
Жаба-вонючка приближалась. Ее скрежещущий посвист становился все громче. Ладони у Прутика вспотели, во рту пересохло. Он не мог даже сглотнуть слюну. В немой жути зубы его отбивали барабанную дробь. Конечно же, жаба-вонючка услышит, как стучит его сердце…
Кажется, она ушла. Прутик осторожно выглянул из-за дерева.
«Ошибка!» – промелькнуло у него в мозгу. Он сразу же заметил, что на него из тьмы уставились два узких, как щелочки, глаза. Чудовище щелкало, рассекая воздух, длинным, скрученным кольцами хвостом. Внезапно жаба-вонючка надулась и стала ростом с быка: она явно вознамерилась направить в мальчика ядовитую воздушную струю. Прутик закрыл глаза, зажал двумя пальцами нос и прикрыл рот рукой. Раздался леденящий свист.
В следующую секунду он услышал за собой приглушенный звук падающего тела. Прутик нервно приоткрыл один глаз. На земле лежал лягвожор. Его пушистый, цепкий хвостик подрагивал. Прутик боялся пошевелиться. Жаба-вонючка высунула липкий язык, слизнула несчастного лягвожора и отправилась восвояси.
– Чуть не погиб, – с облегчением вздохнул Прутик, отирая пот со лба. – Был на волосок от смерти.
Луна приобрела молочно-белый оттенок, тени стали длиннее. Пока мальчик уныло брел вперед, мрак вокруг сгущался, окутывая его, как влажное одеяло. Должно быть, жаба-вонючка ушла насовсем, но она в тот момент мало беспокоила его. Факт оставался фактом: он сбился с тропы и заблудился.