Расставание с Семеном подкосило и так больной разум Инги, потому как она решила заглушить горе алкоголем. А пьяная Инга, это вообще нечто. Видно, история с краской прочно засела у нее в голове, а ремонт в квартире все-таки не был доделан до конца и у Инги созрел план. Ночью, чтоб никто не видел (хотя, выключив свет и прильнув к окнам, люди, затаив дыхание, наблюдали за продолжением комедии). Инга взяла в руки банку с масляной краской и пошла на дело.

Пьяная Инга – развлечение для всего двора. Мы тоже не отставали и видели все в мельчайших подробностях. Нам, котам, легче слежку вести, нас в расчет не берут.

Босиком, в ночнушке, Инга кралась по двору, освещенному уличными фонарями. Одна лямка съехала вниз и Ингина огромная грудь вывалилась наружу. Схватив кисть, Инга начала процесс творчества с газовой будки, стоящеей во дворе. Из-за темноты трудно было различить, что она там написала, да и мы, коты, читать не умеем. Завтра узнаем от людей, когда Ингин поход будет обсуждаться всем двором. На творчество ушло около получаса. И это босиком и на морозе, хоть и не сильном! Мы были в восторге! Проводили Ингу домой восторженным воплем.

Утро дало возможность и нам, и Хозяйке, которая не менее любопытна, чем с самая любопытная кошка, прочесть надписи Инги.

На газовой будке, прямо на двери было написано: Сема, козел! Заплати кредит!

Наш дом пострадал с двух сторон. Под окнами на первом этаже сияла надпись:

Козел заплати долг! Отдай деньги!

Точно такая же надпись украшала нашу двухэтажку сбоку, со стороны дороги.

На трехэтажки, стоящей во дворе буквой Г, надпись блестела под утренним солнцем обличающе строго: Заплати алименты, гад!

Потом мы узнали, что подобные надписи украсили остановку и забор вдоль дороги.

Та, под чьими окнами сияло требование по алиментам, тот еще кадр, одев куртку на халат, прямо в тапках, по снегу, ринулась на разборки. Хорошо, что не босиком. Пока подъезд сотрясала барабанная дробь возмущенной потерпевшей женщины с чудным именем Таиса, Инга спокойно досматривала сны, потихонечку попутно трезвея.

Таиса устала, но не сдавалась. Барабанная дробь продолжалась до последнего. И хоть Хозяйка, которую стук стал раздражать, пыталась объяснить, что Инги, вероятно, нет дома, Таисия была непреклонна.

– Она дома! – крикнула Таис, продолжая настукивать уже ногой. – Пусть стирает свою поганую надпись!

Инга проснулась и пошла открывать дверь. Надо сказать, она совершенно не помнила, что творила ночью, потому дверь открыла с чистой совестью и грязными руками. Соперница была достойной сестрой по разуму. И изредка также веселила людей.

– Ты что там написала, ссука?! Иди сейчас же оттирай, а-то милицию вызову!

Странные эти девушки, обе очень дружны с милицией, постоянно ею прикрываются.

– Что оттирать?– совершенно искренне не поняла Инга и вылупила на Таис свои и без того большие безумные глаза.

– Что ты дурочкой прикидываешься? Надпись свою иди стирай, у меня под окном которую написала.

А Инге и прикидываться не надо, она спокойно так продолжает:

– Да пошла ты. Ничего я не писала. – И дверь захлопнула под Таискиным носом.

Наконец поняв, что от Инги она ничего не добьется, Таис достала мобильник и вызвала милицию.

Мы с Рыжим поспорили на порцию вечерний вкусняшки. Рыжий считал, что Ингу заставят стереть надпись, а я в нее свято верил – не на ту напали. Хозяйка думала, что Таис сама сотрет. Не угадала! Я выиграл! Надпись радовала нас до весны, а весной Таискина дочь замазала ее белой краской, сквозь которую все равно можно было угадать слова: гад и алименты.

А квартира под нами пустовала и предъявить Инге было некому. Здравомыслящие соседи молчали, а требования уплатить долг на стене, заборе и остановке вызывало возмущение людей: коллекторы совсем обнаглели, пора прижимать их к ногтю. Что творят!