– Ну, теперь-то ваши дела точно пойдут в гору.

Тем временем наряженные в черно-алую парадную броню стражники вывели на арену пятерых скованных по рукам и ногам узников, на головы которых были надеты холщовые мешки. На краю площадки с них сняли оковы, освободили от мешков и вручили оружие – несколько длинных кинжалов и парочку мечей. Нам всем предстояло стать свидетелями самой настоящей смертельной битвы. Герцог Глемм действительно мог быть убит или искалечен прямо у нас на глазах, так что вся надежда оставалась лишь на его воинское умение и блестящую выучку. Впрочем, многократный чемпион «Зова крови», коим он являлся, вряд спасует перед кучкой вооруженных людишек. Кроме того, как я вскоре отметил, лишь двое из них являли собой крепких рослых мужчин в расцвете сил – а за их спинами прятались болезненного вида женщина и пара подростков, мальчик и девочка, почти совсем еще дети. Я старательно подавил очередной приступ тошноты.

Стражники покинули яму, пролязгав по ступеням коваными подошвами, и герцог остался с врагами один на один. Клинок в его руке стремительно сверкнул, нарисовав в воздухе замысловатый вензель. Потом тяжело громыхнул гонг, и представление началось. Не было ни вступительной речи, ни прелюдии. Рабы прекрасно понимали, что от них требуется, понимали, что их жизни брошены на весы, и склонить чашу на свою сторону они могут лишь силой оружия. Двое мужчин, оставив женщину и детей позади, с ревом ринулись в атаку. Их грубые дегенеративные лица были перекошены ненавистью, что делало их еще более уродливыми – каменное лицо герцога Глемма, напротив, лучилось холодным достоинством, спокойствием и уверенностью в себе. Он легко ушел от первых выпадов вражеских клинков, лишь накидка колыхнулась в воздухе, как ускользающая алая тень. Затем стремительно блеснул «Заххак», со свистом рассекая плоть, и один из людей взвыл, зажимая ладонью кровавый росчерк на груди. Первые капли крови упали на арену. Рана, впрочем, оказалась неглубокой. Герцог явно играл, забавлялся со своими соперниками (или, вернее сказать, жертвами). Второй раб принялся исступленно размахивать мечом, но сталь всякий раз натыкалась на сталь, ибо герцог с легкостью отражал любые удары. И вот – резкий взмах «Заххака», фонтан крови, ударивший в воздух, и первое тело валится на мраморные плиты с рассеченным горлом. Благодаря крюку на конце лезвия герцог успел даже вырвать врагу трахею, и теперь театральным жестом отбросил эту фиолетовую трубку в сторону. Очередной взрыв аплодисментов наполнил зал гулом. Я ощутил, как ноги мои слегка подкашиваются – видимо, от волнения. Фон Вул радостно вопил у меня над ухом, хлопая мясистыми потными ладонями. Из ямы доносились металлический лязг и свист стали, но я не мог бросить взгляд за край парапета – стоял и разглядывал носки своих сапог, покачиваясь, как гальванизированная мумия. В ушах нарастал звон, поглощающий все остальные звуки, вопли толпы теперь долетали до меня как сквозь вату. Многочисленные глотки зрителей в очередной раз исторгли из себя дружный вскрик. Внизу кто-то хрипел и булькал, потом завизжала женщина. Я понял, что кровавая забава приближается к развязке. Машинально, уже с трудом соображая, бросил взгляд на арену. Все было почти кончено – мрамор покрывали густые лужи тускло мерцающей крови и куски мяса, женщина все еще корчилась, пытаясь заправить вывороченные внутренности обратно в живот. Все это я созерцал лишь считанные мгновения. Последним, что я увидел, была рука герцога, совершающая финальный взмах, и откатившаяся в сторону детская головка. Резко развернувшись, я бросился прочь сквозь толпу. Вокруг все качалось и плыло, гримасничающие рожи окружали меня, хохоча и визжа, как в калейдоскопе ужасов. Прижав ладонь ко лбу, я ощутил жар – возможно, мое дурное самочувствие было вызвано отнюдь не волнением, а какой-то неведомой болезнью наподобие лихорадки. Маловероятно – ведь вампиры, в отличие от людей, почти не подвержены болезням. Значит, яд? Но кто и когда успел мне его подсыпать? Неужели мои скромные успехи стали настолько невыносимы для кого-то из завистников? Неужели орден, украшающий лацкан моего мундира, станет причиной моей погибели? Я знал, что жизнь склонна к иронии – особенно к иронии самого едкого, злого толка.