– Жри свинец, – процедил я, и спустил курок.

Пуля вонзилась ему в челюсть, и полицай, как повалившийся шкаф, рухнул навзничь, захлебываясь кровью. Конечно, рана от обычной пули не могла быть смертельной для вампира, поэтому я вскочил на ноги и пустил еще несколько пуль ему в пасть и в глаза, прямо в упор. По кафелю заструилась кровь вперемешку с мозгом. Теперь-то он наверняка подохнет – но на всякий случай я направил ствол ему в пах и посулил:

– Больше ты никого не изнасилуешь, мразь.

Последующий выстрел начисто лишил вампира всех признаков мужественности. Потрепыхавшись немного, он окончательно затих. Жаль только, что это была последняя пуля в обойме. Впрочем, оно того стоило.

Перебросив винтовку за спину (а вдруг у ее хозяина есть запасные патроны?), я помог Руфусу подняться. Глаза у него разбегались, а челюсть стремительно распухала, как на дрожжах, но пришел в себя он довольно быстро. Первым делом кинулся искать свой гроссбух – видимо, в нем содержались чрезвычайно важные записи. Обнаружив журнал, Руфус помотал огромной головой, а затем указал на лестницу, по которой мы, не мешкая, начали спускаться на нижний уровень. Там было куда темнее, но зато пусто – по крайней мере, на первый взгляд. Потом, свернув за угол, мы наткнулись на зверски исполосованное тело, повешенное на потолочной балке. Несчастный еще раскачивался в петле, как ужасный маятник – а значит, вздернули его совсем недавно. Пришлось двигаться дальше с куда большей осторожностью. Коридор сделался совсем темным, превратившись в удобное место для засады. Снаружи долетали выстрелы и какой-то шум, напоминающий гудение мощного движка. Вскоре впереди наметился светлый прямоугольник дверного проема. Выход был близко. Радостно переглянувшись, мы кинулись туда со всех ног, мечтая поскорее покинуть эту смертельную ловушку, однако нас ожидало еще одно разочарование. В светлом проеме возникла высокая тонкая тень. По заостренным ушам сразу было ясно, что это вампир. На нем была фуражка и длинный плащ офицера с шипами на плечах. Упырь склонил голову на бок и мерзко захихикал. Мы могли либо принять бой, либо кинуться наутек – и поскольку ни один из вариантов не гарантировал спасения, я решил в очередной раз испытать удачу.

Вампир явно не ожидал особого сопротивления со стороны обитателей гетто, поэтому я, разбежавшись, бросился на него, замахиваясь винтовкой. Ничего не вышло. Он прямо на лету поймал приклад, и дерево затрещало, крошась в обманчиво тонких пальцах. Потом я ощутил мощный удар в грудь, который выбил весь дух из легких. Отлетев на пару метров, я принялся инстинктивно таращить глаза и хватать воздух ртом, подобно выброшенной на берег рыбе. Офицер, как по волшебству, оказался уже возле мастера Руфуса, но я ничем не мог тому помочь. Оставалось лишь беспомощно наблюдать, как один из главных людей в гетто отправляется к праотцам…

На мясистой красной физиономии проступил ужас, но Руфус не растерялся. Гроссбух он продолжал сжимать в руках, держа его перед собой, как икону. Внезапно он распахнул этот увесистый том, и в пухлой руке человека оказался до блеска начищенный «Нахтцерер». Гроссбух, выходит, являл собою лишь бутафорию, в страницах книги было прорезано прямоугольное отверстие, где и покоился пистолет. Что ж, умно. На костистом лице офицера тоже мелькнуло удивление, когда он понял, что смотрит прямо в оружейное дуло, как в глазницу смерти. Руфус дважды спустил курок. Конечно, руки у него дрожали, но поскольку стрелять приходилось в упор, ни одна пуля не пролетела мимо цели. Как вскоре стало ясно, заряды были серебряные. Вампира отбросило к стене, и я впервые в жизни увидел, какой кошмарный эффект производит этот белый металл на представителей Ночного народа. Бессильно сипя, офицер забился в конвульсиях. Его глаза лопнули и потекли по щекам желтоватой кашицей. Бледная кожа посерела и покрылась волдырями, из сведенного судорогой рта брызнула пена, сначала белая, потом – алая. Живот провалился, внутри него что-то забурлило и захлюпало, как кипящая слизь. На теле открылись многочисленные язвы, из которых сплошным потоком потекла смрадная сукровица, желтый гной и тягучая желчь. Распластанное на полу тело истончалось на глазах, пока вокруг него растекалась склизкая пузырящаяся лужа. Для человека смерть от пули, конечно, была страшна, но такая смерть не шла ни в какое сравнение с мучениями вампира, нашпигованного серебром.