– Милок, – стараясь придать своему голосу старческие нотки, начал он, аккуратно нащупывая в кармане длинную иглу, – подскажи, как пройти к порту! – стражник встрепенулся, как от удара, и полными паники глазами уставился на него.

– Пошла вон, старая карга! – крикнул он. – Не видишь? Не до тебя.

– Так чем ты занят? Этого, что ли, Рыжего охраняешь? – Лето выделил последнее слово и мельком глянул на приходящего в себя Йорина.

– Пошла вон, – чуть тише, чтобы никто не услышал страха в его голосе, ответил страж.

– Да ты чего? Меня, что ли, боишься? – Лето приблизился незаметно, будто потерявшись, сделал шаг. – Ты думаешь, я тебя сейчас пырну, что ты крикнуть не успеешь, а потом освобожу этого непутевого и мы с ним убежим навстречу солнцу, что ли? – последние слова он произнес, уже почти подходя вплотную, и адресовались они не приговоренному к смерти неудачливому охраннику.

Лето сделал еще одно незаметное движение, игла в его руке метнулась, как молния, и точным ударом пронзила молодое сердце. Охранник даже ничего не почувствовал, он схватился за алебарду двумя руками, чтобы не упасть, удивлено пошатнулся, выпучив глаза. Все его мышцы разом онемели, он застыл на месте в унисон с последним ударом сердца, послушно разогнавшего яд по его венам. Да так и остался стоять.

Лето облегчено выдохнул, яд мицены он использовал редко – слишком много рисков было с ним связано. Если удар приходился не в сердце, то яд не успевал подействовать, он просто парализовывал то место, куда попадала игла, и причинял столько боли, что жертва обычно начинала вопить, привлекая слишком много внимания. Но, к сожалению, если нужно было сделать вид, что жертва жива, чтобы она не мешком падала, а продолжала стоять, мицена – единственное, что могло справиться.

Лето быстро подбежал к Йорину, на ходу перерезая веревки. Вокруг было тихо, но все могло измениться в одночасье, стоит лишь одному слишком рьяному патрулю решить прогуляться по окрестностям.

Лето скинул с себя старушечий плащ, достал из-под него старую рубаху и, быстро собрав с мокрых досок мусор и солому, сгреб это все в кучу, которая в темноте должна была создать видимость присутствия осужденного.

В это время Йорин, не задавая вопросов, облачился в старушечий костюм, для чего ему пришлось согнуться в три погибли, оперевшись на трость, чтобы не упасть. Он стиснул зубы и шаркающей походкой двинулся в сторону опустевших улиц.

Йорин имел одну черту, которая всегда удивляла Лето, – он никогда не здоровался. Сколько бы времени ни прошло с последней встречи, Рыжий умудрялся начать разговор так, как будто расстались вы не более пяти минут назад. Вот и сейчас, уже открыв бутылку вина и засунув голову в таз с холодной водой, чтобы смыть помои, налипшие на волосы, он вел себя так, как будто все происходящее входило в его план.

– Мерзкие, конечно, людишки в этом городе, – рассуждал он, стягивая рубаху. – Им бы только дай повод. А ведь я за дело страдал, практически за их души дрался. А они все туда же – хаять меня да грязью швыряться.

– За что тебя так? – Лето подошел ближе и начал поливать из дырявого ковшика растерзанную плетью спину, к которой намертво присохла пропитавшаяся кровью рубаха.

– Да император у нас неженка оказался, – усмехаясь, ответил Йорин, обнажив изрядно поредевшие зубы.

– В смысле?

– Да в прямом. Слово ему против не скажи, сразу на площадь гонит.

– Расскажи подробнее, я в городе почти полгода не был.

– Да что рассказывать… – он наконец-то выпрямился и, усевшись на ящик, начал копаться в тех небогатых продуктах, что набрал на рынке Лето. – Все просто. О войне с магиками ты, наверное, уже слышал?