Секретарь сообщил, что господин на месте, и включил переговорное устройство.

– Господин Флинт в приемной. Напоминаю, господин Владетель, вы ему не назначали, в компьютере никаких записей. Что сказать господину Флинту?

– Пусть заходит, – отозвался Адам.

Дверь приоткрылась, пропустив в кабинет тощего Флинта. Он застыл у порога в почтительной позе просителя, ожидающего приглашения.

– Входи, Флинт, присаживайся, – сказал Адам.

Этот человек по-прежнему вызывал в нем устойчивое раздражение и желание немедленно прогнать с глаз долой.

Флинт уселся скромно, бочком, без обычных своих вывертов, руки выложил на коленки, замер – ученик подготовительного класса университетского пансиона, причем самый смышленый и послушный, и застыл весь внимание.

– Я давно хочу задать тебе три простых вопроса, – начал Адам сдержанно. – Первый вопрос. Скажи, почему ты не улетел вместе с коллегами? И, как продолжение первого, второй вопрос. Поведай, как ты представляешь себе собственное будущее?

– Отвечаю на первый вопрос, – заговорил Флинт уверенно, подумав, что опасность миновала. – Я никогда не хотел покидать Землю, я не верю в прогнозы каких-то ученых мужей. Я также не верю в любые поспешные действия, особенно если они совершаются под давлением обстоятельств или людей. Пользы от таких действий ждать не приходится. Потому я остался и не жалею о своем выборе. По второму вопросу. Я довольно успешно одолел университет, получил лицензию инженера, дающую мне право работать по специальности, которая мне всегда нравилась. Вот, собственно, и все. Подозреваю, вы сомневаетесь во мне. Что же мне делать? Скажите, и я сделаю. Не справлюсь, уйду сам. Пристроюсь в другом месте, буду работать там. Наконец освою новую профессию… Если откровенно, я никогда не хотел быть начальником. Отвечать за других – это точно не мое. А тем более быть сенатором… Тяжкая ноша, господин Владетель, не по плечу. Что же касается моих смешков, выкрутасов иногда за гранью приличий, это не более чем выходки бесшабашного студента, а если копнуть глубже, защитная реакция неуверенного в себе человека. Простительная слабость, так это называют добрые люди. Не поверю, если вы станете утверждать, что и вам временами не доводилось страдать от подобных комплексов.

– Хорошо, согласен. – Напряжение отпустило, Адам успокоился. – Ты понимаешь, в каком положении мы оказались? Мы не полетели на Терцию, как предполагалось, и уже никогда не полетим. Мы не сможем построить новый Большой корабль и накопить достаточное количество топлива. Даже лунную программу мы не восстановим. Станцию на Луне разрушили. Там теперь никого, все брошено, приходит в запустение. Но к лунной программе мы обязательно вернемся – на других основаниях и с другими задачами. Я думаю, нам следует унять амбиции, с которыми жили последние триста весен, и основательно заняться собственным домом – Землей. По шажку медленно, осторожно продвигаться к самым насущным целям. Для начала отстроим то, что было подло разрушено изменниками, восстановим промышленность, решим, наконец, проблему плебеев. Нужна ли нам надежная связь с Большим кораблем? Не уверен, что нам так уж необходима эта связь. Не уверен также, что хватит ресурсов и ума для решения остальных задач. Но знаю твердо, если будем предаваться унынию, горевать об утраченном, не хватит точно и спросить будет не с кого. Виновных не будет. А ты говоришь, что ответственность не по тебе… Значит, по мне? По Клуппу? Тогда давайте поступим так. Соберемся в последний раз в ротонде, восплачем хором: не готовы отвечать, не желаем. И жидкой цепочкой потянемся… на кладбище. Ты ведь был на похоронах? Еще не забыл дорогу? Отвечай, Флинт.