– Ничего не отменяется! Всё отлично, пацаны! Где там наш доблестный Фёдорыч? Поехали!

– А его нет. Он пошёл в душ, – плеснул мне в лицо бальзамом Палыч.

– Куда?

– В душ. Тут, на дэнеэске, у него знакомые. Он сказал, что с нами не поедет, а сходит к ним в душ.

Боже мой, но мне стало так стыдно, что одно это маленькое известие почти прогнало моё непоправимое горе!

Мы выехали на шоссе и через минуту были у перекрёстка, от которого шла дорога на дожимную насосную станцию, куда пошёл мыться наш дорогой Фёдорыч. И мы все бросили сочувственные взгляды, обращённые знакомым Фёдорыча, которым выпала честь принимать его. Но взглядам этим не суждено было долететь до адресатов, они вернулись к нам быстрее самых быстрых бумерангов самых искусных аборигенов: на перекрёстке маячила невысокая фигура, увенчанная весёлой физиономией, обрамлённой всклокоченной рыжей бородкой. Я обречённо нажал тормозную педаль.

– Здорово, Серёга! Рад тебя видеть! – выдохнул Фёдорыч. – Какое счастье, что я не опоздал!

– Ну и ничего особенного в этом вашем Фёдорыче я не заметил, – разочарованно выдавил Евген, когда я, отвезя добела отмытых изыскателей в их балки, вернулся назад.

– Интересно, – пожал Женька плечами, засовывая в рот очередную дымящуюся «соску», – а что ты хотел заметить?

– Не знаю, но вы тут наговорили столько ужасного!

– Неправда, – стряхнул Женька пепел с сигареты мимо баночки-пепельницы. – Никаких ужасов мы тебе не вещали.

– Да-да, об ужасах не было и намёка, – поддержал я бригадира, – а вот юморного в жизни Фёдорыча происходило немало!

– Да? – оживился Евген. – Так расскажите!

Женька потушил окурок и достал новую «соску»:

– Что ж, послушай.

Выноска первая,

доказывающая, что Фёдорыч – человек-легенда!

Ну нету никакого зла и ужасов в нашем Фёдорыче! Совсем наоборот. С ним интересно общаться: он много знает, умеет достаточно занимательно рассказывать. Он может прекрасно организовать быт – особенно для себя. Он может заставить работать, опять же для себя, даже тех, кто к этой работе не имеет ни малейшего отношения, и они будут работать так, как будто этот труд – дело всей их жизни!

Однажды бригада Фёдорыча производила съёмку линии электропередач. Дело было зимой, но температура – ноль, поэтому снег жизнерадостно прилипает к лыжам, и они весят не меньше танковых гусениц! И вдруг Фёдорыч находит пункт геодезического обоснования и решает к нему привязать ход, хотя это и необязательно. Но если он решил – амба! Только вот проблема: как докопаться до центра пункта, который находится не только под метровым слоем снега, а ещё и ниже уровня земли? И здесь, на счастье Фёдорыча, но на свою беду, с ближайшей просеки выруливают два трелёвщика, возвращающиеся с дальних делянок после тяжелейшего трудового дня. Фёдорыч мгновенно загорается радостью. Он лихо и уверенно тормозит один из тракторов, залезает на гусеницу, и все слышат его высокий крик, заглушающий рокот мотора:

– Значит так, мужик, слушай меня! Сейчас ты нам расчистишь тут площадочку метров десять на десять, больше не нужно, но смотри, когда будешь снимать нижний слой снега, не сверни центр знака, а то плохо будет!

Бедный тракторист, ничего не понимая, но чётко осознав, что Фёдорыч – это какой-то крутой начальник, непонятным образом попавший в таёжные дебри, беспрекословно начинает выполнять всё требуемое. Трелёвочник натужно ворчит, разгребая грязные мокрые валы снега, и ловко уворачивается от вездесущего рыжего командира, упорно залезающего под самый отвал, чтобы как можно точнее показать, что и как именно нужно сделать. Второй же тракторист, оказавшийся более сметливым, включает девяносто девятую скорость и, наплевав на наезженную колею, валит прочь, увязая в целине по крышу кабины.