Королева с пониманием кивнула и поднялась.

– Ну что, малыш, хочешь поехать в путешествие? – спросила она сына, нежно улыбаясь ему и с любовью гладя его по светлым волосам.

Элиону было около десяти. Сам он давно уже не считал себя «малышом», но мама всегда звала его так. Даже при его друге Сильдиориле, с которым Элион иногда играл в войну у озера Афмин за Яблоневым садом. Он послушно кивнул матери и улыбнулся.

– Миолин настаивает, что будет лучше, если вы отправитесь порознь, – нехотя сообщил жене Эфистиль.

– Я не отпущу Элиона одного, – возразила королева.

– Он будет не один. С ним поедет Миолин. И я отправляю с ними своих гвардейцев.

Селена недовольно нахмурилась и поджала губы.

– Мне не нравится эта идея, – сказала она, обнимая сына за плечи и прижимая его к себе. – Почему нам непременно нужно ехать по отдельности?

– Так лучше для вашей безопасности, – пояснил король, подходя к жене и заглядывая ей в глаза. – Тамошний лес кишит врагами, и я лишь хочу, чтобы вы были под защитой. А два отряда лучше одного.

Эфистиль взял сына на руки и с нежностью посмотрел на жену. Она вздохнула, покорно кивая мужу, и поцеловала его.

– Береги себя, Эфистиль, – сказала она. – Я не смогу без тебя жить, если что-то случится.

– Ничего не случится, – заверил её тот. – Милая, это не первая моя война, поверь.

– Постарайся, чтобы она стала последней, – робко попросила его Селена.

– Сделаю всё, что от меня зависит, – ответил король и улыбнулся. – А теперь, вам пора. Вы выезжаете, как только стемнеет.

Это был последний раз, когда Элион видел мать живой, а отца с улыбкой на губах. Королева не доехала до крепости Борг. Солдаты людей, которые встречали её отряд в лесах у крепости для сопровождения в город, предали доверие эльфийского короля. Они убили Селену. Узнав о смерти жены, Эфистиль обезумел от горя. Одержав победу над орками Пепельных гор на севере, король тут же начал другую войну – против людей, на юге. Он повёл свою армию, разрушил города людей и сжёг их деревни. Он был так зол, неистов и беспощаден в своей мести, что остановился лишь тогда, когда в измерении больше не осталось ни одного человека. Но и этого королю оказалось недостаточно. Он собрал со всех пяти эльфийских королевств семь лучших волшебников и чародеев, чтобы закрыть все ведущие в миры людей порталы. Короли Литрилиена, Ильтура, Хиласа и Реолдона вместе с Эфистилем, его придворной прорицательницей Синуэль и её очень способной ученицей Аравеной навсегда преградили для людей путь в тринадцатое измерение, мир эльфов. Но и это не помогло Эфистилю заглушить боль от потери жены. Он страдал, он не находил себе места во дворце, он даже не мог смотреть на сына. Боль, ненависть и отчаяние наполнили его некогда доброе и любящее сердце. И теперь, когда Элион был достаточно взрослым, чтобы занять место на троне, король желал лишь одного – забвения. Он оставлял Эрион и отправлялся в северные долины, лежавшие далеко за Высокогорьем. Там эльфы находили своё последнее пристанище и обретали вечный мир и покой.

Сам же Элион мало что помнил о людях. Синуэль, придворная прорицательница, которая заботилась о нём после смерти матери, осуждала жестокость Эфистиля и не поддерживала военные походы короля против людей. Она часто рассказывала Элиону о том, каким прекрасным и процветающим был Эрион в те времена, когда эльфы и люди жили в мире. Ей нравились люди. Она ценила их храбрость, верность и благородство, их искренность и добродушие. Она верила, что деяние одной группы не определяет суть всего народа. Эльфийка рассказывала столько хорошего о дружбе двух народов, что маленький принц не мог понять, почему же люди предали эльфов и убили его мать. Как случилось, что бывшие союзники вдруг стали врагами? И хотя его отец яростно сражался с людьми и злился, когда Синуэль вставала на их защиту, Элион вырос не с ненавистью к людям в сердце, как у отца, а с верой, что люди не могут быть настолько ужасными, что все они заслуживают смерти. Впрочем, это было уже не важно, ведь в королевстве, как и во всём измерении, не осталось ни одного человека. После окончания войны Эфистиль прогнал Синуэль из дворца, и больше в Сильтурине никогда не было придворной прорицательницы.