– Ну, положим, я сам для этого кое-что предпринял. Прежде, чем осесть здесь, на Муримахе, отправился в Ташер, написал оттуда несколько писем знакомым и коллегам. В последнем письме сообщил, что местный купец предложил мне поездку в Арварох, и я не в силах противиться такому соблазну… Так что никто не удивился, когда я вдруг пропал: в Арварохе многие пропадают.

– Но как вы решились? – спросила Лаюки. Она, надо понимать, прониклась уважением к ученому званию отшельника и теперь обращалась к нему на «вы». – Я понимаю, вам было очень интересно… Но девяносто лет не видеть людей!..

– Ну, положим, я никогда не отличался чрезмерной общительностью. – Отшельник пожал плечами, всем своим видом демонстрируя презрение к мирской суете. – И потом, вы, барышня, кажется не понимаете, сколь высоки ставки! Я был совершенно уверен – впрочем, почему «был», я до сих пор так думаю – что педантично соблюдая все обряды и обычаи Отшельников, в один прекрасный день я обрету силу, в поисках которой они, собственно, и удалялись от мира.

– Вот как! – Король хлопнул себя по коленке, глаза его горели. – Значит, вы знаете, ради чего они все это проделывали?

– В рукописи не было точного ответа на этот вопрос, – уклончиво сказал профессор Тимботи. – Вернее, там вовсе не было никакого ответа. Но автор дневника рассказывает, что в один прекрасный день его брат исчез, зато стены хижины еще несколько лет испускали янтарно-желтое сияние, да такое яркое, что по ночам там можно было обходиться без лампы. Он описывает еще некоторые удивительные перемены: травы на огороде разрослись до размеров деревьев, созвездия над садом немного изменили очертания, а на месте снесенного забора на рассвете возникала стена тумана – правда, к полудню она обычно рассеивалась… Много, очень много невероятных, необъяснимых подробностей! Достаточно, чтобы… – от полноты чувств он запнулся и умолк.

– Ничего себе! – Магистр Моти покачал головой. – Вот значит каких перспектив мы вас лишили! Как минимум, отодвинули все еще на девяносто лет… Да, теперь я понимаю, почему вы так рассердились!

– Как ни крути, но вы действительно оказались просто орудием судьбы, – горько вздохнул ученый. – Моей злой, несговорчивой судьбы. Если уж она решила расстроить мои планы – что ж, не вы, так кто-то другой непременно вторгся бы в мои владения.

– Но если бы за эти годы вы действительно научились ничего и никого не замечать… – задумчиво сказала Лаюки. – Я имею в виду, не делать вид, а действительно не замечать – тогда наше вторжение мало что изменило бы.

Профессор мрачно на нее покосился, но возражать не стал.

– Мне кажется, важно, чтобы все было по-настоящему, – настаивала Лаюки. – Если после шестидесяти семи лет уединения вы вышли из себя из-за такого пустяка, как сломанные ворота, значит, вы с самого начала что-то делали не так. Перечитайте свои бумаги, подумайте: какая-то самая важная информация там отсутствует, потому что есть вещи, недоступные даже самому внимательному наблюдателю. Я не просто так болтаю, я знаю, о чем говорю… Впрочем, ладно. Простите. Я не хотела вас огорчать.

– Ничего, – язвительно буркнул Отшельник. – Одним огорчением больше, одним меньше – не стесняйтесь, валяйте.

Тем не менее, он накормил нас вкуснейшим ужином и гостеприимно предложил расстелить спальные мешки в его саду. Собственно, можно было спать и в доме, но ночь выдалась на редкость теплая и ароматная, поэтому мы устроились на травке, среди плодовых деревьев и цветущих кустов.

Я отправился спать первым: очень уж устал. К тому же история профессора Тимботи показалась мне скорее забавной, чем по-настоящему интригующей, так что я не жаждал выслушать ее во всех подробностях. Древняя тайна Отшельников представлялась мне высосанной из пальца: какой-то нелепый, вымороченный путь к силе, которая тоже не очень понятно зачем нужна. Еще и глаз себе для этого выкалывать надо, как будто одним глазом человек действительно видит меньше, чем двумя, и оттого реже отвлекается от самосозерцания – чушь собачья…