Я изумленно покачал головой: вот оно как, оказывается! А я-то еще удивлялся, что, перебравшись в Ехо, почти перестал набивать синяки и шишки. Прежде-то, дома, чуть ли не каждый день умудрялся стукнуться – не об столешницу, так об угол подоконника, а ведь еще есть такие прекрасные вещи, как форточка, умывальник и, конечно же, дверные ручки. Но в Ехо со мной действительно не происходило ничего подобного. Я думал, все потому, что помещения здесь просторные, а это, оказывается, специальное заклинание действует, четвертая ступень Черной магии, не хрен собачий.

Благотворное воздействие занозы на леди Лаюки невозможно переоценить. Она сразу же собралась, взяла себя в руки, прекратила шмыгать носом и изъявила готовность внимательно меня выслушать.

– Я могу не доверять своему разуму, – сказала она, – но уж тело-то мне врать не станет, не для того я его сто с лишним лет тренировала. Заноза есть заноза: мы не во дворце, и я, кажется, начинаю припоминать, как мы пришли в эту хижину. Думаю, нас действительно околдовали… Рассказывай, сэр Макс. Как вышло, что ты в порядке?

– Просто я не стал пить ведьмин компот, – объяснил я. А потом постарался как можно более кратко, пока влюбленные не вернулись из сада, описать Лаюки, как выглядела со стороны их трапеза, и пересказать ей краткое содержание приватной беседы с Магистром Моти.

– Он, в отличие от тебя, не испытывает никаких сомнений. Совершенно уверен, что мне мерещится всякая ерунда. Спрашивал, не сожрал ли я что-нибудь в лесу… Потом сказал, что непременно поищет мне хорошего знахаря, завтра с утра. Просил держать безумие под контролем, не портить Королю «первый день под родным кровом». Я пообещал взять себя в руки, и он тут же совершенно успокоился.

– Скорее всего, дело действительно в этом пойле, – признала Лаюки. – Я сделала всего пару глотков, ты не пил его вовсе, а ребята по два стакана осушили. Хотела бы я знать, зачем ей это нужно? Я имею в виду нашу хозяйку. Добро бы кого-то одного попыталась приворожить, дело житейское, все так время от времени делают. Но зачем ей привораживать всех четверых сразу? Да еще и таким странным образом? Чтобы мы сочли ее лачугу родным домом – что за бред? Какая ей от этого выгода? Выкуп, что ли, получить за нас собирается? Ну так она, кажется, и не подозревает, кто мы такие…

– Ну, положим, за простых придворных тоже, наверное, что-то можно получить, – я пожал плечами. – А может быть, ей вовсе и не выкуп нужен. Помнишь, она жаловалась, как тут одиноко и скучно? Вот и решила попробовать: а вдруг мы останемся у нее жить навсегда? Тесно, конечно, зато веселее…

– Да уж, куда как весело, – сурово сказала Лаюки. – Особенно мне. До сих пор ведь мерещится, будто мы с тобой сидим в коридоре дворца, у входа в Королевскую спальню, и только изредка я вижу земляной пол, лачугу и этот матрас дурацкий… И ладно бы мы просто видели дворец вместо хижины, так нет же, она даже в нашу память как-то залезла и все там перелопатила. Гуриг вон весь вечер вспоминал, как резвился здесь в детстве, и Моти тоже вспоминал, да и я кое-что вспомнила. До сих пор отчетливо помню, как мы с Королем вон за той цветастой портьерой от взрослых прятались, и сердце сжимается от умиления, а ведь портьеры этой даже нет в природе – так, наваждение… Что делать-то будем? По-хорошему, надо бы эту красотку арестовать, но не таскать же ее за собой по всему Муримаху! Ума не приложу…

– Что с нею делать, меня как раз не очень беспокоит, – вздохнул я. – А вот что мы будем делать с Гуригом и Моти? Объясняться я уже пробовал, не помогло. Может быть, конечно, они к утру сами очухаются, как думаешь? И ты заодно придешь в себя окончательно.