Нехотя поднялся сын Ростислава с ложа, зевнул, перекрестил рот, стал медленно одеваться. Спросил, глядя на довольную гречанку:

– Чем ты живёшь, женщина? Время от времени ублажаешь по ночам мужчин? Тебе платят за это?

Спустя мгновение он понял, что обидел её. Щёку больно обожгла хлёсткая оплеуха.

– Думаешь, с тобой я тут, так и со всеми! – возмущённо воскликнула Таисия.

– Прости, сказал глупость. – Володарь виновато потупился.

– Хорошо, прощаю на первый раз. Но впредь такого не потерплю! – решительно заявила гречанка. – Если хочешь знать, я отвечу. Я ведь была замужем, имела детей. Уже после твоего отца. Кое-какие сбережения мне остались от покойного родителя и мужа – они вели торг на море, плавали в Царьград и даже в Мессину, на Сицилию. Попали в плен к норманнским пиратам, оба погибли. Я осталась одна, потому как двое моих детей умерли во время чумы. У меня есть два небольших судна, две хеландии. Они возят товары к вам на Русь. Тем и кормлюсь. Ещё твой отец… Он осыпал меня серебром. Но то серебро… Я верну его тебе и твоим братьям… Оно не моё…

– Ничего от тебя нам не надо. Прости ещё раз. Был с тобою груб, – виновато опустив голову, промолвил Володарь. – Прошу об одном – разреши прийти к тебе ещё.

– Ты князь и испрашиваешь позволения? – Уста Таисии тронула улыбка. – Приходи. Буду рада, – добавила она как-то буднично просто.

Они расстались на каменных ступенях старенького крыльца. Кликнув заспанного гридня, который провёл ночь в погребе, где вместе со старым слугой гречанки, бывшим моряком, вдоволь отведал доброго вина и услышал немало занимательных историй, поспешил Володарь на княж двор.

Густой камыш плотной стеной покрывал низкие берега Гипаниса117. Проводник-хазарин уверенно вёл князей и их спутников через заросли, обходя топкие болотистые места.

– Здесь много диких кабанов! Большая охота ждёт архонтов! – говорил он, скаля в льстивой улыбке крупные зубы.

Подобострастие хазарское Володарю с Давидом уже порядком наскучило.

«Вот лебезят, в ноги падают, а случись какая беда – тотчас разбегутся», – думал Володарь, с неодобрением посматривая на широкую спину хазарина, раздвигающего стебли высокой травы.

Открылось небольшое озерцо, под лучами солнца оно поражало своей неестественной лубочной синевой.

Зашуршал камыш, высунулась голова сотника Юрия Вышатича.

– Ловчие с собаками вепря гонят! Вон, над озером, утки взметнулись! Тамо!

– Пошли! Вборзе! – крикнул возбуждённый Игоревич.

В деснице он сжимал длинное копьё.

Молодой Юрий был послан к Володарю и Давиду из Владимира своим отцом, боярином Вышатой Остромировичем, во главе сотни волынских удальцов, как только сведали в городе о захвате ими Тмутаракани. С собой Юрий, добиравшийся до Корчева посуху, на конях, привёз длинное послание Вышаты, в коем опытный боярин дал Володарю ряд советов.

Володарь рад был подмоге от старого отцового товарища, и делал, как тот и предлагал: большую часть обильного серебряного потока, который получал от торговых пошлин, отсылал он с верными людьми братьям, матери и самому Вышате на хранение. Уже дважды за короткое время сгонял неутомимый Вышатич на Червенщину и воротился назад. Хоть и трудно, верно, было ему, но не сходила с уст улыбка – служил парень толково и радовался, что находился при деле.

Игоревич – тот свою часть прибыли оставлял у себя. Замечал не раз Володарь, с каким вожделением пересчитывает Давид монеты и слитки, как горят его глаза при виде журчащего звонкого серебра.

«Корыстолюбив паче всякой меры! Вцепится зубами – не отдаст! Может, прав был Ратибор?» – размышлял порой Володарь.