Сехем грозно посмотрел на него, а затем на Иринефер:

– Если девочка исчезнет, то пока её будут искать, в темницу сядешь ты.

Затем он развернулся и вышел, а следом за ним двор покинули и оба воина, один из которых подмигнул Иринефер и показал ей одобрительный жест.

Хабау бежал следом и причитал:

– А мне-то какое будет обеспечение, если девчонка пропадёт?

Сехем остановился.

– Да! Про тебя-то я забыл, почтенный Хабау. Тебе до джаджата надлежит выполнять все свои обязанности по лечению мужа этой женщины. Иначе договорённости, о которых ты говоришь, будут отменены.

И повернувшись, сехем быстро зашагал по улице.

Иринефер обняла поникшую Кафи и сказала:

– Обошлось, сати^>3. Они ушли.

– Это сегодня, мут. А потом он всё равно меня заберёт. Ты же видишь, у него свидетели…

– Придумаем что-нибудь, Кафи, – сказала Иринефер, хотя понятия не имела, что можно придумать.

– Да чего вы баламутите? – сказал Хеси, который за всё это время не произнёс ни слова, как будто происходящее его не касалось. – Кафи всё равно через год выходить замуж. Хабау хотя бы богатый, к тому же знается с богами. А попадётся какой-нибудь непутёвый, Кафи, а? И будешь ты век в обносках ходить.

– Хеси, ты с ума сошёл? – спросила Ирифнет. – Он Кафи в жёны брать не собирается. Метехнет^>4 не имеет никаких прав, так, служанка…

– Так что же, что метехнет, – продолжал спорить Хеси. – Жена-то у него уже старуха, помрёт, метехнет станет женой.

– Там знаешь, сколько этих метехнут^>5, желающих стать жёнами… – устало сказала Иринефер.

– Так что ж с того… Кафи станет любимой метехнет, просто надо постараться. И будет жить в богатстве да в почёте.

Иринефер промолчала. Хорошо бы посоветоваться с мужем, да он сейчас ничего не соображает, не будет толка. А вот Кафи не промолчала.

– Сам иди женись на старухе за деньги, раз такой… – накинулась она на брата.

– Да я что, – как ни в чём не бывало сказал Хеси, который в это время ловко орудовал костяной иглой, пришивая к сандалии оторвавшийся ремень. – Я женюсь и на старухе, чтобы в люди выбиться. Но я ещё не дорос до женитьбы, так что придётся пока в поле поработать. А как силу наберу, так уйду к богатой, только вы меня и видели! Я уже присмотрел себе одну харт^>6, у неё после мужа богатство есть, да боюсь, как бы кто раньше не успел. А тебе, сестрица, в самый раз подыскивать, так он вон сам напрашивается, а ты нос воротишь.

– Это какую ты присмотрел? – изумилась Иринефер. – Неужто вдову старого Недмеба, что в прошлом году ушёл в Дуат?

– Её, да, – подтвердил Хеси и померил сандалию. – А что, мут? Живёт в большом доме, там одних комнат для слуг четыре, в обеденном зале вдоль стен кувшины и вазы из Сирии, из ильных кружек^>7 не пьёт, – Хеси махнул рукой в сторону домашней посуды, – блюда у ей всё камень да бронза. В латанных сандалиях, – Хеси поднял ту, что зашивал, – у ней даже ба́ку^>8 не ходят. Небось получше жизнь-то будет, чем в нашем сарайчике…

– А ты откуда это всё знаешь? – с подозрением спросила Иринефер.

– Да бывал у ней, чего ж. С базара как-то раз ей покупки поднёс, да зашёл в дом-то. И потом ещё носил, она на меня уж глаз положила, я вижу. Как идёт на базар, всё меня высматривает, а завидит – улыбается, рукой машет.

– Глаз положила? – удивилась Иринефер. – Да она мне в матери годится, старая уже…

– Так что ж с того, что старая? Надо-то ей то же, что и молодой. Уж я потерплю, зато потом весь дом, всё хозяйство мои будут. Дом-то стоит на озере, ночами там прохлада, да и днём есть, где охлонуть. Расписаны стены дорогими красками, не как у нас, а внутри-то всё ковры, ковры, ковры… На башенках окошки циновками закрыты – воздух идёт, а мошки нет, спать там благодать одна.