– Точно. Это про них отец рассказывал, – упавшим голосом сказал Шере. – Птахотеп убил Хамерута. Сначала ударил его какой-то дубиной по голове, а потом ещё перерезал горло…
Эй-Нефер посмотрела на него.
– Ну значит Хамерут – мертвяк. А вот зачем с ним Птахотеп ходит, да ещё как слуга?
Шере пожал плечами.
– Они ночью всегда костёр разводили и спали возле, похоже, чтобы зверей распугать. Я тоже там неподалёку пристраивалась. И вот однажды утром Хамерут не проснулся. Птахотеп всё бегал, бегал вокруг, какие-то побрякушки на него навешивал…
– Амулеты, что ли?
– Похоже, они, амулеты, – Эй-Нефер пощупала рукой ожерелье на шее. – Потом он в него тлеющей головнёй тыкал, прожёг дыры в одежде. Ну и, в конце концов, взвалил жреца на себя и поволок.
Эй-Нефер замолчала.
– А куда поволок-то?
– Так по оазису и тащил. Тащит-тащит, сядет. Посидит и опять тащит. И я за ним. Он измучился, и я устала, захотелось мне обогнать его да валить в Унут.
– Не пойму я, Эй-Нефер, чего тебе Унут этот дался?
– Да что непонятного-то? Там же Хатхор, мама моя.
– Хатхор, она же и тут тоже. Она же не только в Унуте богиня, но и в Махедже>9. Зачем её там искать?
– А тут я уже искала, – объяснила Эй-Нефер. – Не нашла.
– А почему ты думаешь, что она твоя мать?
– Ну а кто ещё? – спросила Эй-Нефер. – Конечно она. И не спорь. Пошли жратву искать, есть пора.
– Да я домой… – промямлил Шере.
– Куда ты сейчас домой, дурачок? Тебя же отец прибьёт за меня. Думаешь, я не знаю, что вас всех мной пугают? Ты домой иди вечером, когда они успокоятся. А лучше, когда лягут спать. До завтра с них слетит, они на тебя поорут и всё. А если ты сейчас явишься, запорют!
Шере поговорил с Ка и решил, что Эй-Нефер, похоже, права. Действительно, сейчас идти домой, это только нарываться на побои. Да и завтра побьют же не сильнее, чем сейчас? Зато завтра, а не сегодня. Но есть, действительно, хотелось.
– А где еду искать? – спросил он.
– Где-где… Воровать же ты не пойдёшь? Значит, тут, на Хапи. Можно голубя убить и запечь на костре, можно лягушек (Шере скривился), можно рыбу… голубя проще. Папирус сейчас невкусный, жёсткий. Но если получится найти молодые побеги, то ничего… Ну что, пошли?
Шере встал и поплёлся за своей кормилицей.
Вскоре Эй-Нефер убила голубя, затем, схватив его, в мгновение ока вцепилась зубами в шею, откусила голову и выплюнула. Увидев расширившиеся глаза Шере, она покраснела и вытерла ладонью кровь с губ.
– Что, отец гусю голову не рубит? – сказала она, словно оправдываясь.
Шере промолчал.
– Можно прямо так есть, но ты же не будешь? – спросила Эй-Нефер.
Шере отрицательно помотал головой.
– Тогда нужен костёр. Ты посиди здесь, я сейчас быстро.
Эй-Нефер бросила возле него убитого и обезглавленного голубя и мгновенно скрылась из вида, даже не обратив внимания на испуг мальчика. «Огонь?» – встревожился Шере. Огонь просто так разводить нельзя. Иринефер и Саф всегда, прежде, чем разжечь огонь, читали какие-то заговоры и что-то подбрасывали в очаг, чтобы задобрить богов. Шере пожалел, что не понаблюдал за этим и теперь попал в такое ужасное положение – ведь боги наверняка рассердятся за этакое самоуправство. Вскоре Эй-Нефер вернулась с факелом и несколькими крупными сучьями подмышкой. Разложив всё это на берегу, она быстро и не задумываясь, развела костёр, а голубя, чтобы не ощипывать, просто обдала пламенем факела. Шере всё это время сидел с закрытыми глазами и про себя бормотал все обращения к богам, которые приходили ему в голову. Приоткрыв глаза, он заметил, что Эй-Нефер ловко и со знанием дела порубила птицу на куски острым камнем, который подобрала здесь же, на берегу и села рядом с Шере.