Ныне она была его не названной королевой. Подарить ей этот титул официально мешали древние традиции его рода, которые даже сам Векториус никогда не дерзнул бы нарушить. Тем не менее, ни что не мешало Рене порой действовать во дворце и за его пределами от его имени, но действия эти никогда не были таковыми, чтобы королю было за них стыдно, либо приходилось что-либо исправлять или доделывать за любимой. Хотя столь суровое наказание для повара он, конечно, назначать бы не стал. Но, возможно, в этом и заключалась одна из его извечных закоренелых ошибок: он был слишком мягок к окружающим. Слишком многое он пропускал мимо ушей, на огромное количество, вроде бы, малозначимых мелочей закрывал глаза. Но пристало ли королю быть таковым? Над этим вопросом Рена заставляла его задумываться все чаще.
Боли в желудке не позволяли забыть о себе. Они подкатывали волнами, расстояние между которыми, казалось, сокращались раз за разом. Как назло сегодня предстояло провести прием верноподданных, съехавшихся со всех уголков королевства, чтобы лично просить короля о помощи в делах и спорах.
Рена вновь появилась в покоях Векториуса без всяких предупредительных сигналов. Король был отчасти рад, что пришлось отвлечь внимание от недоработанной картины, которая навевала на него тревожные чувства. На холсте был изображен дворец, верхушки башен которого не имели ровных контуров. Они были похожи и на недорисованные или смазанные. Должны ли они были такими быть, правитель ни как не мог для себя понять. Сверху над дворцом, расправив крылья, нависала какая-то неопределенная птица. Что-то внутри подсказывало Дарну, что следовало бы отправить эту работу на мусорную свалку, но другая его часть противилась этому, так как король, во что бы то ни стало, привык доводить любое начатое дело до конца.
Девушка присела на кровать рядом с правителем и попыталась отговорить его от проведения приема. Но Векториус был настроен решительно, заверив, что какие-то там несварения желудка не явятся причиной в очередной раз откладывать намеченное мероприятие. Он даже сумел отшутиться по этому поводу, превозмогая докучающее самочувствие. Рене ничего не оставалось, как пожелать королю удачи и терпения, а так же мудрости и справедливости, присущей правителям. Дарн покинул покои, но зарисовки на холсте так и притянули его последний взгляд к себе, пополнив чашу его тревог дополнительными скверными предчувствиями.
В приемном зале было много народу. Казалось, что он вот-вот лопнет от толпящихся между колонн прибывших со всех концов королевства людей. Галдеж мгновенно стих с появлением в зале правителя. Когда Дарн устроился в кресле и подал стражам разрешающий жест, те разомкнули скрещенные алебарды и пропустили на рыжий овальный ковер первых просителей. Ими оказалась престарелая супружеская пара, которая просила усыновления одного из дворцовых младенцев, по причине того, что Незримый не послал им за всю их совместную жизнь собственного. Король пообещал решить этот вопрос, но позже.
Следующими оказались спорщики: купец и караванщик. Они не могли решить вопрос о том, на чьи плечи должны лечь убытки от погибшего во время доставки коня. Векториус повелел им поделить расходы пополам, чтобы не затягивать очевидно не столь важное дело. Далее одна из служительниц какого-то провинциального храма просило выделить ей средства для организации приюта для беспризорников. Это дело Дарн счел вполне достойным, и направил девушку с короткой запиской к главному казначею.
Дальнейшие просители и спорщики проплывали перед ним, словно миражи. Желудочные боли совершенно не давали сосредоточиться. Королю становилось невероятно жарко. Он чувствовал, как струи пота текли по его спине под одеждой. На лбу так же выступала обильная испарина, которую он то и дело вытирал рукавом кителя. Он вдруг услышал, как кто-то из толпы сказал про него непристойность и, поднявшись с кресла, принялся внимательно осматривать присутствующих в поисках наглеца. Однако все упорно опускали глаза под его взглядом и, как он заметил, тоже вытирали с краснеющих лиц пот. Жарко было не ему одному.