К рассвету они без происшествий добрались до густых зарослей багульника, растянувшихся на пару десятков ярдов вширь. По бокам от простилавшегося вдаль широкого коридора из кустарника с сомнительной репутацией распластались опасные трясины, из которых доносилось нескончаемое издевательское жабье кваканье. На приличном расстоянии друг от друга над багульником высились небольшие сосенки, расставленные неравномерно, будто нетрезвым художником этой мрачной замутненной легким туманом картины. Где-то далеко на краю этого ощетинившегося лабиринта численность сосен увеличивалась, и горизонтом становился рослый сосновый бор.

– Дальше идти буде сложнее, – обратилась девушка к зверю. – Тот, кто описывал мне этот маршрут, предупреждал, что на этом участке многие потеряли себя.

Рон прорычал нечто неразборчивое, но она поняла, что его такое предостережение впечатлить не могло.

– По словам того человека, – продолжала Элливиана, – здесь помимо вредных паров багульника иной раз появляются какие-то органические споры, затуманивающие голову пагубными кошмарами.

Воспоминание о скупом на подробности рассказе Контроса про эти топи приносилось невнятным эхом из глубин сознания, связанных с первой жизнью.

На сей раз ей показалось, что зверь глухо усмехнулся. Что могло явиться кошмаром для ее питомца? Он сам отчасти являлся воплощением чьих то кошмаров (а если уж быть честной с собой, скорее, ее собственных), а его больше звериный склад ума уже не мог вообразить, что бы такое могло его испугать. Разве что угроза его госпоже.

– Я хочу, чтобы ты отнесся к этому серьезно, Рон. Следи за своим самочувствием, смотри за моим поведением. Если будешь уверен, что что-то не так, принимай меры, какие сочтешь уместными.

Она и сама достаточно поверхностно представляла себе то, о чем предостерегала зверя. Его и впрямь могло совершенно не затронуть воздействие этих невероятных частиц. Мало того, их могло и не существовать вовсе. Про подобные места нередко выдумывают тучи небылиц, дабы приукрасить рассказ о скучном переходе через топи. Тем не менее, Рон всем своим видом отобразил предельную серьезность и внимание. Приказы госпожи не могли вызывать сомнений или опровержений.

Они снова двинулись вперед. Комаров и большинства других насекомых стало ощутимо меньше. Высота кустов в самых пиковых местах не превышала трех футов. Сильно загнутые вниз концами листики имели рыжеватый окрас нижней войлочной поверхности. Местами попадались отдельно стоящие кусты голубики с характерными небесными крапинами ягод.

Путники старались обходить скопления кустов по естественным просветам между ними, но если траектория начинала излишне кривить и увеличиваться, шла в ход сила бугристых рук Рона. Зверь сильными рывками выдирал кусты вместе с комьями влажной земли и прокладывал таким способом более прямой маршрут, чем изначально пытались продиктовать ядовитые заросли.

Уже через полчаса Элливиана ощутила, что мало-помалу голова ее начала болеть. А еще некоторое время спустя начала просто раскалываться от разыгравшейся боли. Девушка невольно начала двигаться медленнее. Концентрация ускользала от нее добрыми порциями, однако девушка крепилась и пыталась не поддаться накинувшейся хвори до последнего. Порой ее ноги подкашивались, зацепляясь за торчащие корни, либо проваливаясь в маленькие углубления. Элливиана ни как не желала признать очевидного превосходства паров болотного растения над своим организмом и упрямо продолжала плестись за своим мощным спутником.

Рон почти ежеминутно оглядывался на госпожу. Он слышал, что она тяжело дышит, видел испарину на ее лбу, лицо, искаженное молчаливым страданием. Но она не просила помощи, хотя он без труда смог бы нести ее на руках, но в этом случае не смог бы справляться с кустами, и путь увеличился бы в разы. Сам он тоже чувствовал воздействие паров багульника, но в нем они не могли породить ничего, кроме излишнего нервного возбуждения.