– Любимый, что-то ты совсем рассеян, – нахмурила брови Рена. – Вот, выпей.

Она подвинула ему фужер с рубиновым зельем. Обычно Векториус не отказывался от любимого напитка, но сейчас ему совсем не хотелось вермута. Поняв это по его равнодушному выражению лица, девушка накрыла его руку своей ладонью и, чуть склонив голову набок сказала:

– Сделай хотя бы пару глотков. Может, любимый вкус вернет твоему лицу улыбку, а состоянию – тепло.

– И то, и другое можешь сделать со мной только ты, – но та улыбка, которую он натянул во время ответа, содержала больше грустной задумчивости.

Тем не менее, Дарн отпил немного из фужера и принялся вглядываться в ажурную жидкость цвета заката.

Что же было не так? Какое невидимое обстоятельство заставляло его мышцы находиться в напряжении? На чем нужно было сосредоточить внимание, чтобы понять, что на самом деле происходит? Что так неумолимо гнетет его?

И вдруг его уныло обводящий комнату взгляд сфокусировался на мольберте. Холст, закрепленный на нем, был чист.

– Так, – поднимаясь из-за стола, протянул Векториус. – Как же это…

Он направился через покои к месту, где находилась его творческая атрибутика. Приблизившись к мольберту, он смотрел на пустоту холста недоумевающим взглядом.

– Не могу понять, здесь должно было что-то быть… – обратился он к Рене.

Но когда повернул голову к столу, не обнаружил за ним девушку. Она только что была здесь, и вдруг ее не стало. Дарн буквально раскрыл рот в немом удивлении. Он не слышал, ни звука ее шагов, ни стука двери. Куда она могла деться?

– Рена? – его голос разрезал тишину.

Тишина эта показалась ему какой-то слишком пустой, даже отчасти пугающей. Краски окружения будто поблекли, испустили дух под его пытливым мечущимся взглядом.

– Рена! – настойчиво и более громко произнес Дарн.

Эхо его голоса резануло стеклом по ненастоящей, нагнетающей жути тишине. Он в очередной раз нервно и бегло обшарил взглядом комнату и задержал его на холсте. Теперь он разглядел их – крохотные точки, оставленные на пустоте полотна самым кончиком щетины кисти. Часть их была рассредоточена в нижней части холста, а часть – в верхней. Как показалось сначала, их расположение не имело какой либо упорядоченности. Но стоило вглядеться внимательнее, и начала просматриваться некая последовательность разброса точек.

Рука инстинктивно потянулась к кисти, обмакнула щетину в краску и принялась за дело. Выводимые Векториусом линии соединяли точки одну за одной. В результате в нижней части холста получился изломанный замкнутый горизонтальный эллипс. В верхней части полотна кисть создала два небольших замкнутых контура, похожих по форме на лежащие на боку лимоны.

Отступив на пару шагов назад, Дарн не сразу понял, что за изображение у него получилось. Но через мгновение обжигающий сознание ужас пронизал его тело. Два лимонообразных объекта, ставшие глазами, сузились, а кривой эллипс внизу картины зашевелился, оказавшись мерзкой пастью:

– ПОКАЖИ! – прогремел в голове Векториуса громоподобный голос.

Дарн невольно отодвигался от картины, пятясь назад.

– ПОКАЖИ НАМ! – вновь зазвучал раскат в голове, а нарисованные очертания пасти на холсте шевелились согласно произносимым словам.

Дарн, отступая, наткнулся на стул, ноги его заплелись, и он повалился на пол. Глаз от говорящей картины он оторвать не мог.

– ПОКАЖИ НАМ!

Векториус отползал от картины по полу.

– Кто это? Что показать? – дрогнувшим голосом вопросил он.

Но пояснений не последовало. То, что начало происходить, вновь заставило замереть трепещущего правителя южных островов. Полотно начало выпячиваться, словно его кто-то прогибал с задней стороны мольберта. Белая субстанция формировалась в нечто червеобразное, выбирающееся из потустороннего пространства. Глаза и рот, изображенные Дарном, вели себя теперь, как естественные органы порожденного из ничего существа.