– Вам известно, почему Петер Адони так не хотел, чтобы я нашла вас? – спросила она.

– Думаю, Петер считал, что вы можете причинить мне вред, – ответил Мальстен.

– С чего бы ему так думать?

– При всем уважении, леди Аэлин, среди людей вашей профессии нередко встречаются наемные убийцы.

Аэлин неприязненно поморщилась, но предпочла это не комментировать. Она и сама знала, что многие охотники промышляют подобными заказами: на фоне борьбы с иными существами, для которой требовались особые умения и навыки, «нежелательные» люди зачастую становились легким способом заработать. И, как ни странно, заказчики гораздо лучше платили охотникам за убийство людей, чем за убийство чудовищ.

– И кто бы стал желать смерти обычному кукольнику? – выжидающе сложив руки на груди, спросила Аэлин.

– У многих есть враги. – Мальстен неопределенно повел плечами. – В сложившихся обстоятельствах лучше подумать о том, кто желает вашей смерти, леди Аэлин.

– Есть догадки?

– Есть одна. Я не высказал ее в Прите, сомневался в правильности. Но чем больше об этом думаю, тем сомнений возникает все меньше. Язык, на котором говорили ваши преследователи, мне знаком.

– А мне нет, – нетерпеливо подтолкнула Аэлин. В ее голосе сквозило подозрение.

Мальстен глубоко вздохнул.

– Я не владею этим языком сам, но знаю его звучание. И знаю, кто на нем свободно говорит. Вам доводилось когда-нибудь слышать о кхалагари?

– Не припоминаю. Кто это?

– Особые малагорские солдаты. Их растят из сирот и беспризорников, которых забирают на обучение с малолетства. Вбивают им в голову мысль о том, что они живут в долг, потому что, если бы не школа кхалагари, эти дети погибли бы на улицах. И они искренне в это верят. Кхалагари не боятся смерти, они готовы расстаться с жизнью в любой момент, если получат такой приказ. Это едва ли не единственные малагорцы, которые владеют старым языком своей родины.

– В таком случае я теряюсь в догадках, почему эти кхалагари меня преследуют. У меня нет ни врагов, ни друзей среди малагорцев, мы никогда не пересекались. – Она испытующе взглянула на Мальстена, и он почувствовал ее взгляд даже в темноте. – Но, быть может, пересекался мой отец? Как вы с ним познакомились, Мальстен? Думаю, все же пришла пора спросить.

Мальстен смиренно кивнул. Он понимал, что когда-нибудь этот разговор должен был состояться. Теперь дело было за малым: рассказать Аэлин Дэвери только ту часть правды, которую ей следовало знать. Он не хотел, чтобы эта женщина становилась его врагом. За ним и без того охотятся люди Рериха, Красный Культ и теперь, пока он путешествует с Аэлин, наемники из Малагории. Не хотелось добавлять к этим трем хвостам еще один.

Впрочем, не стоило отбрасывать идею, что кхалагари преследуют Аэлин не из-за нее самой и даже не из-за Грэга. Возможно, они шли за ней, чтобы она вывела их на Мальстена. В этом хотя бы был смысл.

– Мы встретились несколько лет назад. Я тогда работал… художником по представлениям в одном цирке. Мы с вашим отцом познакомились после выступления.

Аэлин потянулась к заплечной сумке, однако быстро передумала и опустила руки.

– Хотела показать вам дневник моего отца, но в такой темноте вы ничего не сумеете прочесть, – с досадой сказала она. – Вы знали, чем он занимался, Мальстен?

Он знал.

– Полагаю, охотницей вы стали не потому, что много читали о людях этого промысла в детстве, а потому, что перед глазами был живой пример, – кивнул он.

– Совершенно верно. Правда стоит оговориться, что традиционной судьбы девушки на выданье мне все равно было не видать. – В ее интонации просочилась горькая усмешка. – После того, как дэ’Вер был полностью разорен анкордской армией.