Если бы я себя не знал, то сказал бы, что схожу с ума. Не думаю, что разговор с дневником – хотя какой там разговор, извинения за то, что ему придется терпеть мой рассказ о борьбе с потребностью, – это показатель психического здоровья. Я почувствовал, как мое несчастное горло ссохлось и сузилось. Не припомню, чтобы пил или ел много соленого, или что там еще способно воздействовать подобным образом на организм человека – не одна же соль виновата. Если бы я проглотил хлебную крошку, то она неминуемо показалась безжалостным комом в самом начале пути. Я бы не умер, и готовить себя к похоронному маршу и к надгробным речам не стоит. Насколько я слышал, от хлебных крошек еще никто на тот свет не отправлялся. И к этой неприятности я себя не готовил. Ну а к сухости в горле я себя подготовил? Куда там. В общем, с моими силами что-то не то: пытаюсь управлять мышцами глотки, а не могу, как будто куда-то подевались они. Непослушание в давние времена розгами вытравливали. Жаль, что сейчас для этой практики нет места, я бы преподал собственным силам пару уроков. А кадык? Ага, хоть какая-то часть меня не сопротивлялась моим командам, двигалась вверх-вниз, вниз-вверх – вот она, стабильность вещей в мире, тут следовало бы перекреститься и сказать: «Дай бог и дальше так».

Помассировать горло. Я не знал, как быть. Опыт, мне нужен опыт борьбы с чем-то в этом роде: только кто им поделится со мной? Жизнь? Она во что угодно меня лицом окунала. (Не сталкивала, она не столб, и я не машина, влипшая в него. Мое положение не менее плачевно, хотя слова «лоб в лоб» не подойдут – всё это так больно, и без последствий не уйдешь). Видимо, тут жизнь решила: пощады ему! Нет, дорогая, спасибо, но лучше бы ты придерживалась прежней схемы. Может, я ошибаюсь и не там ищу ответ. Вероятно, мне стоит отталкиваться в своих мыслях от позы? Да, от позы, в которой я провел ночь, во сне же не уследишь за собой – и вот итог. Моя память чиста, ни на какие детали она не сможет пролить свет. От нее проку – ноль. Я глубоко вздохнул. Ай, ай! Горло просто пылает, словно в нём раздули жаровню – кому она там понадобилась? – а затем нарочно перестали обращать на нее внимание, и огонь, ощутив, что его ничто не сдерживает, волнами своего жара – как бы еще выразиться, дабы удивить, поразить его силой – заполнил всё горло. Но в горле жаровни нет, я пощупал его, чтобы убедиться в этом: гладко и, слава богу, мягко. Уф, я-то испугался, а просто в первый раз не ощутил этой мягкости. А вот и кадык. Чисто!

Я откашлялся. Скольких раз достаточно, чтобы избавиться от позыва прокашляться? Да всё зависит от того, когда приходит осознание, что больше не нужно. Я понял это довольно быстро, и мне не пришлось кашлять до одышки. Жжение исчезло: ни следа от него. Жажда мне не в новинку, то есть к врачам незачем было обращаться, да и сухость во рту – тоже, как говорится, к катастрофе не готовься. Но тогда к чему прошлое удерживать? Дальней ему дороги в небытие. Но сегодня сухость во рту такая, что язык, не менее сухой, чем всё остальное, впору продавать как закуску пиву. Это корка на нём или налет? У меня появился шанс узнать, чем оно является: упускать шанс неразумно, а ума я пока не лишился – возраст не тот. Без звуков не обошлось. Всякому знаком звук скотча, отрываемого от картона, так вот, звук отдираемого от нёба языка почти в точности напомнил его, вроде бы не глохнешь, однако список музыкальных номеров для вечеринки или дня рождения этим не пополнишь. Гостей, после того как прозвучит этот «трек», убавится, долго будешь удивляться, куда они подевались.