– А я-то голову себе ломаю, кого мне послать к Скатону, – сверля ее своим колючими маленькими глазками, продолжал Аврелий. – Совсем о тебе забыл… Знаешь Скатона? – спросил он. – Измаялся парень в ожидании заслуженной награды. Давно ему обещал… Эх, если бы мог, сам бы тобой занялся, – с сожалением говорил он, грубо хватая ее за бедра и грудь. – Ну, ничего! Скатон знает свое дело! Уж он-то сделает из тебя настоящую бабенку. Еще благодарить его будешь…

У Ювентины затряслись колени.

О Скатоне, родом марруцине300, она знала, что на свободе он разбойничал, совершив множество убийств. Полгода назад его схватили, приговорив к казни на кресте, но тут подвернулся Аврелий, постоянно державший связь с ночными триумвирами. Он уговорил последних заменить убийце смертный приговор гладиаторской службой.

Скатон отличался большой силой и ловкостью, выдержав немало боев на арене. Рабыни, не смевшие ослушаться господина, ходили к марруцину, как на пытку: тот был извращенцем, любившим причинять девушкам боль.

Аврелий на их жалобы отвечал лишь оскорбительными шуточками.

– Я не могу, господин, я не могу, – пролепетала Ювентина и заплакала.

– Это еще что такое? – грозно нахмурился Аврелий. – Хочешь есть мой хлеб и бездельничать? Клянусь молотком Харуна, да ты, я вижу, совсем обнаглела! Розог захотела? А ну, перестань хныкать и ступай туда, куда тебе велено!

Умолять этого зверя было бесполезно.

Она вдруг вспомнила о деньгах, полученных от Мемнона. Их оставалось еще пятнадцать денариев. «Откупиться!» – сверкнуло у нее в голове. Она ухватилась за эту спасительную мысль. Все дальнейшее осталось в ее памяти, как тягостный сон.

С кошельком под туникой Ювентина пошла на Квиринал. У ворот школы она увидела с десяток стражников и болтавшего с ними управителя Пацидейана.

Этому ничего не нужно было объяснять. Он только лениво спросил:

– К кому идешь?

Получив ответ, Пацидейан приказал рабу сбегать и разыскать марруцина, чтобы сообщить ему «приятную новость». Сопровождаемая хохотом стражников, Ювентина торопливо прошла через двор школы, где гладиаторы, разбитые на отдельные группы по тридцать-сорок человек, упражнялись под руководством своих ланист-преподавателей, к длинным рядам эргастулов с двускатными черепичными крышами.

В самом дальнем из них, у самого крепостного вала, находилось крошечное помещение, вернее, камера, предназначенная для свиданий гладиаторов с рабынями-наложницами (Береника однажды приводила туда Ювентину, чтобы прибрать эту гадкую каморку со стенами, испещренными неприличными рисунками и непристойными надписями).

У входа в эргастул Ювентина, томимая недобрыми предчувствиями, дождалась марруцина и, протянув ему кошелек, сказала:

– Вот деньги. Отпусти меня, Скатон.

Тот взял у нее кошелек, высыпал монеты на ладонь и присвистнул – на эти пятнадцать денариев можно было не один день пользоваться услугами уличных «квадрантарий»301, которые по вечерам постоянно толпились у ворот школы.

Марруцин неспеша ссыпал монеты обратно в кошелек, спрятал его в свой пояс, после чего, взяв Ювентину за плечи, подтолкнул ее к двери эргастула.

– Пошла вперед! – грубо сказал он.

Ювентина отпрянула от него с криком гнева и отчаяния:

– Ты же взял деньги!

Лицо бывшего разбойника злобно исказилось.

– Замолчи, шлюха! – крикнул он и, шагнув к ней, снова попытался схватить ее, но Ювентина увернулась и бросилась в проход между двумя соседними эргастулами.

Проход был узким – она с трудом протиснулась через него. Скатон же, огромный телом, застрял в нем, не сделав и двух шагов. Вслед ей неслись его ругань и проклятия. Она не помнила, как добежала до ворот школы.