– Волк выглядит как собака, – коротко ответил Мартен. – Но волк – не собака. Собака – она…

Он запнулся.

– Ну, как называются звери, которые живут при людях? Коровы, овцы и так далее?

– Одомашненные?

– Во-во, – сказал Мартен, озираясь по сторонам. – Поле – оно одомашненное. И сад. И парк. И большинство лесов тоже. Люди собирают там грибы, рубят дрова, водят туда своих зазнобушек пообниматься и пошалить.

Он покачал головой и коснулся грубой коры ближайшего дерева. Жест был странно ласковый, почти любовный.

– А эта чаща – нет. Этот лес – древний и дикий. На нас ему наплевать. Если те ребята, за которыми мы охотимся, набросятся на нас, им не придется даже зарывать трупы. Мы пролежим тут сотню лет, и никто наших косточек не сыщет.

Я обернулся и посмотрел назад, на холм, оставшийся за спиной. Растрескавшиеся камни, бесконечные ряды деревьев… Я старался не думать о том, как маэр отправил меня сюда, словно переставил камушек на доске для игры в тэк. Он отправил меня в дыру на карте. В место, где никто моих косточек не сыщет…

Квоут внезапно выпрямился и вытянул шею, чтобы посмотреть в окно. Он едва успел вскинуть руку, подавая знак Хронисту, как они услышали стремительный, легкий топоток на деревянном крыльце. Шаги были слишком проворны и мягки, чтобы принадлежать крестьянам, обутым в тяжелые сапоги, и вслед за ними раздался взрыв звонкого детского смеха.

Хронист торопливо промокнул страницу, которую писал, и сунул ее под стопу чистой бумаги. Квоут встал и пошел к стойке. Баст принялся раскачиваться на стуле.

Дверь распахнулась, и в трактир вошел широкоплечий молодой человек с жидкой бородкой, бережно подталкивая перед собой белокурую девчушку. Следом за ним шла молодая женщина, несущая на руках младенца.

Трактирщик расплылся в улыбке, вскинул руку.

– Мэри! Хэп!

Молодая пара перекинулась парой слов, и высокий крестьянин подошел к Хронисту, по-прежнему мягко подталкивая вперед девчушку. Баст вскочил на ноги и предложил свой стул Хэпу.

Мэри подошла к стойке, мимоходом отцепляя ручонку малыша, схватившего ее за волосы. Она была молодая и милая, с улыбчивым ртом и усталыми глазами.

– Привет, Квоут!

– Давненько вас не было видно, – сказал трактирщик. – Сидру налить? Свежий, только утром отжал!

Она кивнула, и трактирщик налил три кружки. Баст отнес две из них Хэпу и его дочке. Хэп кружку взял, а девочка спряталась за отца, застенчиво выглядывая из-за его плеча.

– А юному Бену налить кружечку? – спросил Квоут.

– Налить-то можно, – сказала Мэри, улыбаясь малышу, сосущему собственные пальчики. – Но я бы не стала, а то пол мыть придется.

Она полезла в карман.

Квоут поднял руку и твердо покачал головой.

– Даже и не думайте, – сказал он. – Хэп и так мне тогда за полцены забор починил.

Мэри улыбнулась усталой, озабоченной улыбкой и взяла свою кружку.

– Спасибо большое, Квоут!

Она отошла туда, где сидел ее муж, разговаривая с Хронистом. Она заговорила с книжником, слегка покачиваясь из стороны в сторону, укачивая младенца на бедре. Муж кивал, время от времени вставляя пару слов. Хронист обмакнул перо и принялся писать.

Баст вернулся к стойке и прислонился к ней, с любопытством глядя в сторону дальнего стола.

– Все равно не понимаю, – сказал он. – Я точно знаю, что Мэри умеет писать. Она мне записочки посылала.

Квоут с любопытством взглянул на своего ученика, потом пожал плечами.

– Думаю, он пишет завещания и доверенности, а не записочки. Такая бумага должна быть написана чисто, разборчиво и без ошибок.

Он указал на Хрониста, который прикладывал к листу бумаги тяжелую печать.