– Как я буду танцевать с такими шрамами? – прошептала Анна по-русски.

Сиделка ахнула. Танцевать? Дай бог, если она сможет ходить после таких ранений… Жики не поняла слов Анны, но ощутила их смысл. Она села напротив, взяла тонкие, прозрачные ладони Анны и, глядя ей в глаза, отчетливо проговорила:

– Ты сможешь, дитя мое. Ты сможешь. Кто-то другой не смог бы – но не ты…

Анна с нежностью посмотрела на нее. Жики подумала, что до этого она никогда не смотрела на нее так – на старую преподавательницу, суровую и неласковую…

– Спасибо, Жики. Без тебя я бы, наверно, не выжила…

– Куда б ты делась, – проворчала дива. – С твоим-то характером! С такой силой воли ты через месяц снова будешь у станка.

– Буду, – кивнула Анна. – Но что делать с этим? – она провела рукой по шее. Страшный шрам протянулся от правого уха вниз, сантиметров на десять. Хирурги не особенно заботились о красоте этой лебединой шеи – они спасали ей жизнь. Шрам все еще был красным и особенно выделялся на белой, лилейной коже.

– Ничего, деточка, – Жики погладила ее руку. – Ничего. Существует пластика – все можно поправить…

Анна слабо улыбнулась. Она была в курсе стоимости подобных операций – на то, чтобы избавиться от множества уродливых рубцов, покрывавших ее тело, уйдут все ее сбережения – и то может не хватить. А на что она будет жить? Ведь неизвестно, когда она сможет выйти на сцену – если сможет когда-нибудь…

Ничего подобного Анна не стала произносить вслух – зачем разочаровывать Жики, она и так переживает. Ей следует самой справиться со всем.

– Жики, – произнесла она робко. – Хочу поговорить с тобой. Обещай не сердиться.

– Обещать не могу, – недовольно скривилась дива. – Если ты так начинаешь, значит, ничего достойного или умного я не услышу. Но говори.

– Я так благодарна тебе… Но сколько ты можешь сидеть подле меня? Тебе давно пора уезжать.

Жики решительно поднялась и встала перед Анной. Выражение ее лица не предвещало ничего хорошего. На нем ясно читались обида и негодование.

– Я правильно тебя поняла? – угрожающе начала она. – Ты указываешь мне на дверь?

И тут в первый раз за все время у Анны задрожали губы.

– Господи, Жики, что ты говоришь?..

– А что я говорю? – воскликнула аргентинка. – Ты сказала, что мне давно пора уезжать – это ты сказала, а не я!

– Но ведь у тебя семья! Внуки и правнуки! Ты им нужна.

– А тебе я уже не нужна? – оскорбилась Жики.

– Нужна, – кивнула Анна. – Я бы без тебя не выжила.

– А на кой черт я сдалась моим внукам и правнукам? Они вспоминают обо мне, только когда им нужны деньги.

Анна чуть не плакала.

– А школа? Твоя школа танго – твой бизнес, твое детище. Ты совсем ее забросила из-за меня.

– Да, здесь ты права. Школу я забросила. Что они там без меня натворят – одному богу известно.

Молодая женщина старалась, чтобы Жики не услышала отчаянной грусти в ее голосе.

– Вот видишь, я права. Если из-за меня развалится твоя школа, я не прощу себе.

– Ах-ах… – покивала Жики. – И что нам теперь делать?

Анна затаила дыхание. Ну вот, она же сама завела разговор об этом. Нельзя быть такой эгоисткой и заставлять замечательную женщину ухаживать за собой. И с какой стати она должна это делать? Да, они привязались друг к другу, но забота о ней не должна становиться для Жики тяжкой обязанностью. Итак, она начала этот разговор и отступать нельзя.

– Тебе надо ехать… – спазм сдавил ее горло. Как, однако, просто говорить правильные слова про себя и как, оказывается, трудно озвучить их. Анна на мгновение представила, что завтра она проснется – а Жики рядом нет…

Пока Анна пыталась справиться с обуревавшими ее чувствами, Жики молча стояла напротив кресла и внимательно наблюдала за ней. Наконец она заговорила.