Крестный ход с иконою Боголюбской Божией Матери учрежден, по ходатайству владимирских граждан, в 1772 году в память избавления города от чумы, занесенной сюда в 1771 году из Москвы.

Около 15-го числа июля, по окончании частных испытаний, ежегодно был публичный экзамен. К этому экзамену всегда были такие же приготовления в семинарии, как и описанные мною выше в Шуйском училище, т. е. заготовлялись древесные листья и разного рода цветы и ими украшалась обширная богословская зала, только с большим, разумеется, вкусом и изяществом, – и сверх сего по стенам развешивались царские портреты, не знаю, откуда приносимые. В назначенный час собиралась в зал избранная городская публика, начиная с губернатора. Когда входил в нее архипастырь, встреченный у парадного крыльца семинарскою корпорацией, два хора певчих – архиерейский и семинарский – пели Царю Небесный. Один из учеников богословия произносил перед публикой приветственную речь. Затем производилось испытание учеников, заранее назначенных, по разным предметам. Испытание прерывалось пением концертов. После испытания раздавались архиереем лучшим ученикам награды книгами. Мне досталась на первый раз книга «Правила пиитические» А. Байбакова[12]. Затем другим учеником богословия произносилась благодарственная речь. Торжественный акт заканчивался пением Достойно есть. Затем почетные посетители приглашались к ректору на чай и закуску.

После частных испытаний и публичного экзамена 8 человек из учеников высшего отделения назначены были в академии – Петербургскую и Киевскую – по четыре в ту и другую.

На другой день публичного экзамена, после благодарственного молебна, отправляемого обыкновенно ректором, нас отпускали в дома родителей и родственников.

Как проведена была мною на родине первая семинарская вакация, хорошо не помню. Разумеется, все время прошло в переселениях с одного места на другое, от одних родственников к другим.

Возвратившись в первых числах сентября во Владимир, я продолжал с усердием заниматься исполнением своих школьных обязанностей, и с особенною любовью – чтением книг и выписками из них. К нашему великому счастью, около этого времени открыта была во Владимире публичная библиотека, куда не возбранен был доступ и для нас, школьников. Беда только та, что часы, в которые открыта была библиотека, совпадали с нашими учебными часами. Сидишь, бывало, в классе, а мыслию и сердцем стремишься к библиотеке, чтоб почитать там новую какую-либо книжку или новый журнал. Искушение это так иногда было сильно, что, несмотря на опасение подвергнуться штрафу, оставляешь класс, особенно по какому-нибудь второстепенному предмету вроде гражданской истории или греческого языка, и бежишь в библиотеку, остерегаясь только, чтобы дорогою не попасть на глаза ректору или инспектору.

Наступил обычной чередой 1836 год.

С ревностию занимаясь науками, я старался избегать всяких лишних знакомств и никому не навязывался с своею дружбой; между тем моей дружбы многие из товарищей как в бурсе, так и вне ее заискивали. Некоторым из этих искателей, как нравившимся мне своим умом и добрыми качествами, я отвечал взаимною дружбою и доверием; прочих старался только не огорчать своею холодностью и невниманием. Между прочим, завел со мною знакомство ученик 1-го низшего отделения Александр Рождественский, сын эконома архиерейского дома, игумена Космина монастыря Амвросия (из вдовых священников). Рождественский жил в архиерейском монастыре и нередко приглашал меня к себе пить чай; давал мне из библиотеки своего отца для чтения книги. Однажды он дал мне в отличном сафьяновом переплете книгу «Освобожденный Иерусалим»