большевики отойдут к Пятигорску. Александр Ге возглавит оборону города. В январе 1919 года он будет ранен, корпус генерала Шкуро войдёт в Пятигорск. В суматохе отступления большевики оставят Александра Ге в городе. Казаки генерала Шкуро зарубят его шашками.

Человеку неведомо его будущее, и Александр Ге собрался произнести вдохновлённую речь перед иностранцем.

– Простите Александр Юльевич, нам нужно с товарищем кое-что обсудить, – латыш взял Брюса Локкарта под локоть и вывел в коридор. Они пошли к самой дальней комнате, Бирзе постучал в дверь.

– Борис Викторович, к вам пришли, – он заглянул в комнату. Посторонился и кивнул Брюсу Локкарту: – Проходите.

Вероятно, раньше это было помещение прислуги. Комната узкая как пенал. В ней железная кровать, шкаф и стол. Возле окна стоял невысокий человек в солдатской гимнастёрке. Звали его Борис Савинков, бывший эсер-бомбист и член Временного правительства. В октябре 1917 года Савинков из Петрограда сбежал в Гатчину. Он находился в казачьем корпусе генерала Краснова, а когда казаки договорились с большевиками, и отказались наступать на Петроград, Савинков вместе с генералом Красновым уехал на Дон. В Новочеркасске Борис Савинков помогал генералу Алексееву формировать Добровольческий корпус для борьбы с большевиками. В декабре приехал генерал Корнилов, и Алексеев передал ему командование Добровольческим корпусом. В январе 1918 года Корнилов предложил Савинкову ехать в Москву, создавать там подпольную организацию для борьбы с большевиками. Савинков добрался до Москвы в начале марта. Он встретился с Брюсом Локкартом, который передал ему миллион рублей золотом. Савинков стал создавать подпольную организацию, которую назвал «Союз защиты Родины и Свободы».

– Мистер Локкарт вас не шокирует место, где я вам назначил встречу? – улыбнулся Савинков, здороваясь с британским послом.

– Слегка, если признаться честно, – кивнул тот. Англичанин кивнул широкоплечему брюнету, тоже находящемуся в комнате: – Добрый день господин Знаменский. Мне хотелось бы побеседовать с вами.

– К сожалению, не сегодня, – вздохнул Савинков. Он развёл руками: – У Дмитрия Ивановича дела, и он должен нас покинуть.

– Господин Савинков, я вложил в ваше предприятие большую сумму, и мне хотелось бы знать, как идут дела, – нахмурился Локкарт, – в частности, о результатах поездки господина Знаменского в Рыбинск.

– Вы получите подробный отчёт от меня, – улыбнулся Савинков. Он вздохнул: – Но господин Знаменский должен идти.

Знаменский взял с кровати свою солдатскую шинель, попрощавшись, вышел. Он был взбешён хозяйским тоном Локкарта, подобострастной улыбкой Савинкова, а главное всей мерзостью своего положения. Дойдя до Большой Никитской улицы, Знаменский услышал голос за спиной:

– Дмитрий Иванович, – он оглянулся.

Улыбаясь к нему, подходил высокий блондин в тёмном полупальто. Профессиональная память жандарма не подвела Знаменского, он узнал этого человека.

– Владимир Холмогоров?

– Точно! – улыбнулся тот. Кивнул на солдатскую шинель: – Привыкаете к новой жизни?

– Да, по теперешним временам так безопаснее, – вздохнул бывший жандарм.

– Дмитрий Иванович вы, в каком чине Февральскую революцию встретили?

– Ротмистром, – Знаменский посмотрел по сторонам, – теперь на улице о таких вещах лучше не говорить.

– А чего таиться?! – по-прежнему улыбался Холмогоров. – Помниться в последнюю нашу встречу, вы четыре звезды на погоне имели, следовательно, штаб-ротмистром были.

– Вырос в чинах, – нахмурился Знаменский. Разговор о его старой службе, да ещё с бывшим подследственным, ему удовольствия не доставлял. Он спросил: – Ну а вы чем занимаетесь?