И во всей этой какофонии единственное, что ещё трогало, – цифры. Странно, никогда бы не подумал, что так ненавидимая в детстве математика вдруг останется единственным, что ещё будет привлекать внимание. От этой пришедшей в голову мысли ему почему-то захотелось праздника. Настоящего. С мясом, с песнями, с красивыми женщинами. Он закурил. Это уже становилось привычкой – курить у окна, смотреть на пустую улицу и думать. И даже прикормленный за зиму голубь, как будто всё время наблюдавший за окном, сразу же прилетал и садился на отлив. Внимательно разглядывал, всматривался ему в глаза, а потом начинал расхаживать по карнизу, при этом что-то бормоча и воркуя. Не то соглашаясь, не то споря.

Одной сигареты не хватило, и он сразу же прикурил вторую. Сегодня мысли абсолютно отказывались от полёта. Или просто решили отдохнуть от давящих своей жёсткой правдой цифр. Плюс пятьсот двадцать шесть за сутки в Москве… Три двухсотых… Шесть – Севастополь… Сорок три – Подмосковье… И ещё, и ещё… Как удары топора. Нет. Как будто ленинградский метроном. От этого сравнения пробежали мурашки. Он поёжился и закурил третью сигарету. Голубь по-прежнему объяснял нечто важное, профессорской походкой топая по карнизу… Улыбка непроизвольно раздвинула губы, и стало легче. Праздника! Хочется праздника. Хочется улыбок и смеха. Даже пропало желание убить соседку, третий день подряд слушающую за стеной оперы Вагнера по двадцать часов в сутки. Праздника! Мысли расцвели и зашевелились…

Жена должна надеть самое красивое, и обязательно летнее платье. Мяса! Буду жарить мясо. Бифштекс! Сочный. Большой. И подать именно на доске, как тогда Андрей в Херсонесе! И музыка. Музыка… Да, тупых «итальянцев», всю эту пупу с альбаной! И вискарика! Точно. Именно вискарика! И пошла она на х… эта апатия! Не дождётесь, вирусы хреновы!


Шёл шестой день карантина…



День 7-й (03 апреля)

День начинался бурно. После выступления накануне президента уже с раннего утра не умолкал телефон. Необходимость сидеть дома ещё месяц переворачивала мозги и заставляла начинать задумываться даже тех, кто не занимался этим со времён учебы в школе. На полуслове оборвалась звучащая в тридцать пятый раз ария нибелунга за стеной. Как будто даже Вагнер начинал понимать суть происходящего…

Докуривая сигарету, он с удивлением заметил, что сегодня так и не прилетел ставший родным голубь. Странно. Может, тоже осмысливает слова президента… Резко прибавилось людей на улице. Вчера ещё напоминавшая кадры из Чернобыля, сегодня улица ожила. Угрюмые люди передвигались туда-сюда, неся заполненные пакеты, катя тележки и коляски. Пошла вторая волна опустошения магазинов. Это было понятно и объяснимо, но не менее странно и непривычно для глаза. Но не это занимало всё пространство мозга. После вчерашнего веселья голова гудела, словно поставленный на вибрацию смартфон.

«Надо бы заняться делом», – выскочила откуда-то из глубин сознания мысль.

«Да ну их», – тут же ответила ей другая, более уверенная в себе.

Он прикурил вторую сигарету и подумал, что, наверно, всё-таки вторая мысль более правильная. Голова гудела. Бледное вялое небо давило и погружало в меланхолию. Голубь так и не прилетал.

– Что же с ним стряслось? Всю зиму прилетал и вдруг на тебе, пропал, – в слух спросил самого себя Максим. Голова загудела ещё сильней.

«И что мы киснем?» – подала ехидный голос уже третья мысль.

«Так, давай-ка выпей пивка, свари куриного бульончика, и сто пятьдесят водки! И хорош киснуть!» – ставя уверенную точку в дискуссии, командным голосом приказала четвёртая.

От такой простой, словно приказ, мысли вибрация в голове стала утихать. Он затушил сигарету и закрыл окно. Пришло ощущение понимания. И оно возвращало к жизни. Впереди ещё месяц. Нужно держать себя в руках.