Клоп, гремя цепью, мелкими шажками вышел из землянки. Вернулся он со средних размеров котелком в одной руке и пятью лепешками в другой.

– Пидрот сказал, что мы можем костер на улице развести. Представляете? Даже травы на отвар дал.

– О-о-о, даже мясо есть, – произнес Чустам, заглядывая в котелок.

Рассматривать кашу мы не стали и, выйдя из ямы, уселись с котелками по привычке на бревне.

– Ларк!

Раб вздрогнул и инстинктивно сжал двумя руками горшок.

– Ты не торопись. Наслаждайся. Тут никто не отберет. Мало будет – еще наложишь. Сам. Сколько хочешь.

Наелись мы до состояния тюленей на лежбище.

– Хо-о-о, – вздохнул Клоп, – сейчас бы еще отварчику.

– Да можно, но лень, – отозвался Толикам. – Ларк, не разведешь огонь?

– Я разведу, – неожиданно предложил Чустам.

Никто не стал возражать. От сладкой истомы и сытости клонило в сон.

– Как свиньи перед забоем, – решил пофилософствовать я. – Чтоб жирок нагуляли.

– Отстань, Хромой, – ответил Клоп. – Дай насладиться.

– И ведем себя так же, – подержал меня Толикам. – Наелись и поспать.

– А-а-а, ну так давайте, предлагайте выход, – лениво произнес Клоп.

– Вон, корм его уже ищет.

Чустам разжег огнивом огонь под котелком с водой и теперь отжимался.

– Тебе, Клоп, тоже не помешало бы, – предложил я.

– Почему только мне?

– А нас хоть затренируй, все равно толку не будет.

– Ну почему? – возразил Толикам. – Меня, например, когда танцам учили, преподавали и боевой.

– Это как?

– Изображать бой в танце. Там движения, конечно, артистичные и меч бутафорский, но очень с боем схоже.

– То-то орки удивятся, когда ты танцевать на арене начнешь.

Мы засмеялись, даже Ларк тайком улыбнулся, отвернувшись от Толикама.

– Чего это вы ржете, – подошел Чустам, успокаивая дыхание.

– Да Толикам решил на арене станцевать, – просветил его Клоп, рассказав о боевом танце.

– Хорошее дело, – вполне серьезно ответил бывший корм, присаживаясь рядом, – видел я как-то раз. Не каждому воину под силу то, что они вытворяют на сцене. Вода закипела. Ларк, заварил бы?

Раб нехотя встал и пошел к костру.

– Ты ведь уже не корм, – высказал я свое недовольство Чустаму, – и распоряжаться не можешь.

– Так я и попросил его, а не заставил. Может, хватит на меня порыкивать? А то прикрываешься рабами, а сам ни на что, кроме как поскуливать, не способен. Насмотрелся я таких умных, только людей своей злобой баламутишь. А как до дела…

Договорить он не успел, так как отвлекся на перехватывание руки. Поймав мою кисть, нанес по ней удар, выбивая заточку. Следом его кулак успел побывать в области моего солнечного сплетения.

– Я не хотел так резко с тобой разговаривать, – продолжил он, остановив жестом вскочившего Клопа. – Только знаю, что с такими, как ты, упертыми, по-другому нельзя – не понимаете вы. Нам остались одни руки, а ты сейчас будешь дней пять злобу на кормов выказывать, прежде чем гордость сменит понимание приближающегося конца. Если сможем выйти живыми, там и разберемся, а нет – духами встретимся и поговорим. Знаю ведь, что бежать задумал, так поделись со всеми умом.

– Чтобы ты про это оркам выложил? – восстанавливая дыхание, прошипел я.

– Хотел бы, уже и про железку твою, – он ногой подтолкнул ко мне заточку, – и про зубильце, что в кузне спер, рассказал бы. Только ведь мне легче умирать от этого не будет, все равно на арену. Подумай, потом поговорим.

Корм, клацая цепью, пошел к дровам, где, выбрав полено потолще, стал поднимать над головой.

– Я не успел… – начал было Клоп.

– Нормально все. Есть о чем подумать, – успокоил я приятеля.

Отвар пили в молчании. Я пытался успокоить вулкан злобы внутри, остальные после нашей с Чустамом стычки тоже не были расположены к разговорам. Корм, позанимавшись, ушел в яму.