И скелет безглазый и курносый —
Бес унынья – кроется во мне.
23 ноября 1928
ИЗ ЦИКЛА «МАТЕРИ»
«Кружечка. Сода. Рука терпеливая…»
Кружечка. Сода. Рука терпеливая[132]
Долго искала ее поутру.
Сердце сжималось любовью тоскливою:
«Что как без дочери к ночи умру?»
«Голос недобрый. Больная. Сердитая.
Знаю, что в тягость ей это житье.
Женская доля ее непокрытая.
Господи, призри на немощь ее».
Синий кувшинчик. Купелью последнею
Был он для слепеньких ветхих очей.
Тут же подсвечника башенка медная,
Бабушкин дар для карсельских свечей.
Тикает маятник-страж над могилою,
Счетчик ночей одиноких и дней.
. . . . . . . .
Жить и при жизни тебя приучила я
Молча, как в царстве теней.
[январь 1929]
«Ой, матушка, солнце садится…»
Ой, матушка, солнце садится.
Родимая, ночка идет.
До утра душа истомится,
Как птаха в морской перелет.
Завидят касатки в тумане
Поутру Кощеев дворец
На острове там, на Буяне,
Где встал над тобой голубец.
Ой, дайте, касатки, мне крылья
В Кощеево царство слетать.
Там в клети подземной забили
Гвоздями родимую мать.
28 января 1929
Сергиев Посад
«Разломать бы Кощееву горницу…»
Разломать бы Кощееву горницу,
Раскатать бы ее по доскам.
Там родимую нашу затворницу
Он связал по ногам и рукам.
Вереи оборвать бы железные,
Разметать бы покров земляной.
Встань, родимая, встань, болезная,
Сядь на солнышке рядом со мной.
Ты ломай – не ломай ее горницу,
Стой над нею хоть тысячу лет —
Не промолвит она, не ворохнется,
Не проглянет на белый свет.
29 января 1929
Сергиев Посад
«Под навесом хмурой хвои…»
Под навесом хмурой хвои
Спит угрюмый лес.
Давит крышкой гробовою
Низкий свод небес.
Разлилась тоска глухая
В мокнущих полях.
Неуютно отдыхает
Здесь твой бедный прах.
Не поможет больше печка,
Треск сосновых дров
И скупой любви словечко
Меж недобрых слов.
12 апреля 1930
Сергиево
«Ты ко мне приходила, родимая…»
Ты ко мне приходила, родимая,
В неразгаданном сне.
Вся в слезах, твое имя твердила я,
Вся в слезах, улыбалась ты мне.
И к груди твоей тесно прижалась я,
Как в младенчества дни.
Ты шепнула: больное, усталое
Мое дитятко, с миром усни.
День прошел, но живого свидания
Не отвеялся след.
И острее печаль привыкания,
Что под солнцем тебя уже нет.
25 октября 1931
Москва
ЗВЕЗДНОМУ ДРУГУ[133]
Ненастные упали тени.
Но я тебя люблю
И звездный облик твой забвенью
Не уступлю.
Несвязанной и разной жизнью
Отныне будем жить.
Но с голубой твоей отчизной
Не рву я нить.
И будут суждены нам встречи
В коротких вещих снах,
Слиянья вечного предтечи
В других мирах.
30 июня 1929
«Рыбак Андрей сказал сурово…»
Рыбак Андрей сказал сурово:[134]
«И вам работать час пришел»,
Когда помчался дачник снова
Играть в любимый волей-бол.
Отцы семейств, матроны-дамы,
Подростки, барышни в цвету
С остервенением упрямо
Мяч отбивают на лету.
Рыбак Андрей на поздний ужин
С недобрым поглядом идет.
Бурчит: «Панам, ма-будь, байдуже,
Какая хмара повстает.
Опять припасы дорожают,
Ни хлеба нету им, ни дров,
Они ж играют да играют,
Пока не скосят им голов».
28 июля 1929
Посадки
«В комарином звоне гулком…»
Дане Андрееву
Сон отраден и прекрасен.
Будет чудный five o’clock.
Пробуждение ужасно —
Пусты стол и кошелек.
Нет торговки, нет и булки,
Пышет зноем печки жар.
И гудит победно-гулко
На носу его комар.
8 августа 1929
Посадки
«Уж провела Кассиопея…»
Уже звезда Альдебарана
Алмазом встала голубым
Из предрассветного тумана,
А мы с тобою всё не спим.
Живую нить беседы нашей,
Забыв о времени, прядем
И встречи нам сужденной чашу
С доверчивым вниманьем пьем.