(Очень чисто подметено возле креста.)
А наутро глядят – на кресте пустота.
Я ведь знал: он назавтра воскреснет опять
И тогда его можно ещё продавать.
Кто же был тот старик, подсказать кто бы смог?
А ответ-то один: не иначе, как Бог.

Прометей и Иисус

Иисус, говорят, пострадал за людей –
Очень уж ему стало их жаль.
Видно, время ему было некуда деть,
Иль попала куда-то вожжа…
Может, воздух кристальнее на высоте
И намного целительней он.
Может, покрасоваться хотел на кресте,
Показать свежесшитый хитон.
Мазохизмом, видать, с детства был заражён:
Пилы и топоры обожал.
Он всегда, до конца, на века – на рожон
И на нём от экстаза дрожал.
Пострадать за людей – почему бы и нет?
Благородная мысль так светла,
Что мурашки восторга пошли по спине,
Убегая от света чела.
Чтобы зря в шевелюре своей не скрести,
Паразитов скорей уморить –
Надо светлые мысли в башке завести
Или тщательней голову мыть.
Что за боги? Не могут они без затей
Не сидится им тихо меж звёзд:
Был уже тут один, звался он Прометей –
Он огонь людям как-то принёс.
Тот огонь был не только чтоб кашу варить
Или плавить железо и медь:
Жар познанья пылает поярче зари,
Не даёт просто так умереть.
Вот за то Прометей и прогневал богов
И прикован потом был к скале.
(И из рая людей за познанья огонь
Попросили пожить на земле).
Знанье – сила! Недаром печётся о нём
Понимающий спрятанный смысл:
Назови его древом или же огнём –
Всё равно будоражится мысль.
Было древо сначала, и ели с него
Зла с добром распознанья плоды.
Древо высохло после – пошло на огонь,
Пусть растопит невежества льды.
Прометей был наказан богами за то,
Что познанья огонь подарил.
А за что люди так с Иисусом Христом?
Видно, сильно он им насолил.
Всяк ли знает, что происходило тогда?
Помнит кто – не таи, расскажи:
Появляется вдруг ниоткуда чудак
И учить собирается жить.
Если грабят тебя – плащ снимать помоги,
Стань сообщником, значит, ворья.
По щеке если бьют – можешь много других
Мест под это битьё подставлять.
Ну а что бы ещё рассказать он нам мог? –
Мазохист – он и есть мазохист.
Это он убедить нас пытался, что – бог,
А присмотришься – вылитый глист.
– Не кради,– говорит,– если по мелочам,–
Жён у ближних своих не желай.
И свою не желай, если сильно зачах,
И тогда попадёшь прямо в рай.
Столь банальные вещи любил повторять,
Что не мог людям не надоесть.
И тогда все его порешили распять,
А могли бы свободно – расшесть.
На шесте, на кресте, всё равно – в пустоте:
Нет людей, лишь зеваки – и все.
Только пара воров по бокам, да и те
Не поймут, как он будет спасён.
Воскресила Христа всё же сила не та,
Что спасла Прометея от мук.
Да и мучиться скоро Христос перестал:
Два гвоздя – разве муки для рук?
А иголки под ноготь? А в спину ножом?
А орла – вечно печень клевать?
Помяни Прометея, глотая «боржом»:
Кровь в источник могла истекать.
Бог спасён человеком – когда б не Геракл,
Прометей бы страдал до сего.
А Христа бог-отец воскресил бы и так:
Как не вступишься за своего?
Был наказан богами – людьми был спасён,
Был наказан людьми – и воскрес…
И над миром с тех пор высоко вознесён,
Как с креста – озирает окрест.
Позабыт же принесший частицу огня –
Он не лез на глаза, как другой:
Пострадав для приличья всего лишь три дня,
Тот на землю с тех пор – ни ногой.
Знать, боится Христос, что поставят вопрос
Соответствия дела и слов.
И не кажет он нос – ерунду ведь принёс,
Понимает, куда занесло.
Извиниться бы тут – может, люди поймут
И простят, если смогут простить.
Невелик этот труд: покраснеть пять минут
И в затылке чуток поскрести.
«Извините, де-скать, иссушила тоска
От того, что я здесь вам наплёл».
Усмехнутся слегка, постучат у виска,
Может, кто пробормочет: «осёл!»