быть. Для видимости признавая принцип любви, христианин предпочитает ему реальное благо, которое состоит для него, как и для язычников, в следовании желаниям и инстинктам своего я. Это тоже принцип любви – принцип любви к самому себе. Когда христианин оказывается перед альтернативой, выбрать ему грех, который связан для него с благом, или благо ближнего, он, не колеблясь, выбирает грех как лучшее для себя, оставляя праведность святым.

Только из столкновения доброго и злого начал возникает нужный человеку результат. Поэтому утопичны все попытки искоренения зла как такового. Если бы кто-то обозначил как высшую цель человечества искоренение добра, он был бы объявлен безумцем. Но противоположная цель – искоренение зла – не меньшее безумие. Добрые намерения, стоящие за этой целью, понятны, но при этом удивительным образом не замечается губительность последствий этих намерений, если они будут воплощены. Грех и греховность не противоречат природе человека. Тут открывается возможность реабилитации греха через устранение важнейшего заблуждения, явившегося с христианством, суть которого – грех зло и подлежит искоренению. Не всякий грех зло. Можно простым семантическим приёмом искоренить огромное количество грехов: для этого достаточно лишить понятие «грех» отрицательного коннотативного значения. В результате большая часть грехов не будет ассоциироваться со злом, а закоренелым грешникам будет обеспечено место в раю, хотя они не пошевелят для этого и пальцем. Спасение души станет возможным через перетолкование значений понятий «грех» и «зло». Отвергнув религиозное значение понятия «грех», христианин избавится от сознания своей греховности и от груза мнимых грехов, отягощающих его душу. Через изменение смысла одного этого понятия он станет для себя лучше – таким, каким желает быть. Но он перестанет быть христианином.

Христианство было первой и единственной религией, объявившей природу человека безнадёжно испорченной. Оно выделило среди качеств человека как важнейшие не добродетели, как это делали античные философы, но пороки; при этом преувеличивался масштаб последних. Отсюда назойливое требование христианства к человеку – непрестанно помышлять о своей испорченности и ставить покаяние на первое место среди своих дел. Но допустим на миг, что все грешники превратятся в праведников. Не останется больше тех, кого нужно будет поучать и исправлять, и не нужны станут Христос и христианство. Христос сам говорит о себе: «Я пришёл призвать не праведников, но грешников к покаянию»[5]. Но исправившимся ни к чему покаяние.

Христианство не может быть заинтересованным в улучшении природы человека; в этом случае исчезли бы причина и почва для него. Но и самого человека в целом устраивает его природа в том виде, какова она есть. Святоши внушают большинству людей неприязнь. Отождествление христианством со злом того, что не зло, и с грехом того, что не грех, приводило в ярость Ницше. Требованию христианства «Подави твои страсти!» он противопоставил требование «Дай волю твоим страстям и инстинктам!» Требованию «Не греши!» он противопоставил требование «Возвысься до греха!» Одни предпочтут Христа в качестве морального авторитета, другие Ницше. Обе эти позиции легко уживаются и совмещаются в разных индивидуумах, а порой и в том же индивидууме. Зло неуничтожимо, но не в этом суть и истина, а в том, что оно не должно быть уничтожено. Без зла не выживет человек; поэтому оно неуничтожимо. Это лишь естественное следствие того, что оно необходимо. Человека не нужно учить ненавидеть зло – он ненавидит зло и