Пример из собственных наблюдений: страдающая педантизмом женщина еще маленькой девочкой-школьницей под давлением брата украла и отдала кому-то тетрадь. Насколько она помнит и как удалось выяснить в ходе анализа, то был единственный нечестный поступок в ее жизни. В дальнейшем из-за него ее страшно мучила совесть. Будучи взрослой, она пришла к бывшему учителю и обо всем рассказала, но из-за такой мелочи над ней только посмеялись. Она отдавала большие суммы на нужды школьников, но не могла обрести внутреннего мира, поскольку за этим крылась глубоко лежащая неосознанная вина. Несоразмерность осознанной вины и наказания поразительна.

Точно так же могут себя вести и верующие, которые, несмотря на свое покаяние, раскаяние, признания, сердечные сокрушения, молитвы, прощение, перемену взглядов, освящение, веру в милость Божию и в то, что Бог простит им совершенный проступок, который другим, в том числе и католическим священникам, и протестантским пасторам, кажется незначительным, испытывают страшные угрызения совести и не могут найти из них выхода. Религиозные и церковные средства не действуют. Католик, страдающий педантизмом, после причащения не чувствует совсем или почти никакого облегчения, хотя считает, что с точки зрения церковной доктрины, с которой он согласен, это нелогично и даже ересь, а потому является новым грехом[65]. Точно так же протестант, страдающий от тревожного невроза, на определенном этапе развития болезни не испытывает облегчения, несмотря на все евангельские обещания, утешения духовника, покаяние, раскаяние, исповедь и молитву, – именно потому, что из-за скопления и заклинивания самоупреков, вытесненных в бессознательное, направленные на сознание аргументы духовника не достигают цели и не могут оказать никакого влияния. Это страшное чувство, что тебя не спасло ревностное обращение к предложенным религией средствам получения благодати, даже усиливает страх, часто вплоть до отчаяния, когда человек чувствует, что Бог отверг его и он навеки проклят. Тогда у человека возникает уверенность в том, что он согрешил против Святого Духа, при этом он не может четко сказать, в чем состоит этот грех. В качестве реакции часто выступает апатия (Лирц, с. 16). Мы не можем в рамках этого исследования назвать все побочные явления (эквиваленты страха, порожденного чувством вины). Проявления страха и его действия часто нельзя отделить друг от друга.

В крайних случаях такого рода эксперт распознает смешанный страх и решит, что к «нормальному» страху перед Богом, который обижен совершенным грехом и после покаяния и обращения снова становится милостивым, прикрепляется страх безотчетный, который нужно рассматривать как невротический (или психотический) педантизм. Однако кто сможет сказать, сколь сильно следует бояться суда Божьего? Ссылка на библейские изречения во многих случаях тоже не пригодится, ибо кто в силах безошибочно сказать, какие в этом случае применить выражения о действиях Бога? Суровые? Или мягкие? Но тем не менее эта религиозная сложность, которая возникает при решении, идет ли речь о нормальной боязни или о патологическом страхе, не больше, чем соответствующий этический диагноз. Я только хотел бы предупредить то банальное и тривиальное лечение, которое не видит серьезности проблемы и довольствуется простой отсылкой, говоря о страхе и неврозе там, где замалчиваются самые важные вопросы, ждущие ответа. Но точно так же мерой не может быть и мрачный страх фанатика-невротика. Мы знаем, что люди, которые испытывают невротическое чувство вины, склонны к тому, чтобы всех не-невротиков обвинять в поверхностности. Экстремальный пессимист, раздавленный своими же взглядами на жизнь, из-за невроза презирает каждого не-пессимиста как наивного тупицу, не способного осознать бездну и ужас жизни; меланхолик презирает обычных людей. Ему невозможно объяснить, что он сам слеп для радостей и красоты жизни и не видит ее светлой части.