Замечательно, что в Библии, кроме прямых указаний на второстепенное значение и даже прямую зловредность буквы, можно на каждой странице найти доказательства принципиального презрения к форме, доходящего до преднамеренной небрежности языка, до очевидных противоречий буквы. Буквоедам, несмотря ни на какие подтасовки и натяжки, никогда не удается примирить непримиримые противоречия буквы Писания, и им предстоит бесплодно блуждать в безысходном хаосе противоречий буквы мертвящей, если они не хотят покаяться, и, вспомнив совершенно определенные слова апостола Павла о значении животворящего духа, перестать быть буквоедами. Это великое проявление божественной мудрости, творящей в слабости силу. Человек придавал бы громадное значение точности выражений, систематической определенности буквы и не достиг бы своей цели не только вне современной ему эпохи, но даже и вне того небольшого круга своих современников, которые имеют общие с ним привычки мышления и способы выражений; вся его наивная попытка придать слову, этому условному проявлению преходящего земного бытия, несвойственную ему абсолютную определенность, привела бы только к явному обнаружению его бессилия претворить условное в абсолютное и временное в вечное. Божественная мудрость явным презрением к форме ежеминутно напоминает о том, как маловажна буква сама по себе, настойчиво привлекает внимание к животворящему духу неизреченных глаголов жизни вечной, которых вместить в себе не может ограниченная буква слова человека.

Примеров неопределенности языка чрезвычайно много, притом неопределенности явной, преднамеренной. Так, говоря о творении мира, Библия употребляет слово день явно не в том значении, какое мы ему придаем. Он говорит день первый, когда еще не существовало ни земли, ни солнца и, следовательно, не могло быть тогда дня, который происходит от обращения земли кругом своей оси в 24 часа. Чтобы не понять, что под словом день обозначаются совершенно неопределенные по своей продолжительности эпохи, периоды времени, надо быть фанатичным буквоедом и задушить в себе всякий здравый смысл. Неопределенность слова день делается вполне очевидною, когда этим же словом в единственном числе обозначается весь период творения, разделенный прежде на шесть частей[57].

Словом воинства обозначаются и духи бесплотные, и все, живущее на земле, не исключая самые низшие породы животных.

Тем же собственным именем в единственном числе обозначается и единичный человек, и его потомство, и даже многомиллионный народ, причем буквальный смысл летоисчисления и продолжительности жизни делается очень сомнительным, что, может быть, очень прискорбно для буквоедов, но не имеет ровно никакого значения для понимания животворящего духа Откровения.

Говоря о явлениях мира незримого, Библия называет безразлично являющееся высшее существо то Ангелом, то Богом, не задаваясь, очевидно, целью объяснить тот невыразимый на языке человеческом способ, каким сообщается детям земли воля Божия.

В 20 главе книги «Исход» говорится, что Моисей вступил во мраке, где Бог[58], очевидно, слово мрак употреблено тут совсем не в том значении, какое ему придают обыкновенно, а означает, что место явления Божия было недоступно зрению народа.

Презрение к букве, доходящее до явной небрежности языка, может тоже служить красноречивым предостережением для буквоедов. Внутренний смысл Писания, животворящий дух Откровения, нимало тем не затемняется; вечная истина правды Божией везде выражена определенно и ясно; презрение к форме, преднамеренная небрежность проявляется тогда, когда дело идет о второстепенных подробностях, о тех преходящих, земных обстоятельствах времени, места и образа действия, среди которых вершится на земле вечная правда воли Божией. Буквоеды, склонные придавать большое значение знанию этих второстепенных обстоятельств, неизбежно впадают в самые прискорбные недоразумения, но, даже и проученные буквою, редко обращаются на путь истинный животворящего духа, предпочитая бесконечные схоластические препирательства о понимании и согласовании буквы мертвящей.