Давид стал почему-то угрюм и шел позади Кифы, низко склонив свою голову.

– В Город скоро должен прибыть Цезарь Максимин, – тихо ответил он, настигая Кифу, и остановившись рядом с ним. – для нас и всех братьев это не сулит ничего хорошего…

– Нам ни к чему бояться римлян и их власти, – сказал Кифа, – их могущество скоро закончится, власти их не суждено продолжаться дольше их правителей.

Давид не стал продолжать пространный диалог. Далее они продолжили свой путь в полном молчании. Целью их короткого путешествия был небольшой двухэтажный дом, расположившийся в глухом и темном переулке. Солнце почти не проникало в этот тесный и темный угол, поэтому тут царила приятная прохлада. Дом этот не представлял собой что-либо особенное. Большая темная дверь и несколько крохотных окон. Но наблюдательный его посетитель обязательно обратил бы свое внимание на некую деталь. На стене здания, рядом с входной дверью, красовалось некое изображение, начертанное, вероятно, какой-то яркой краской. Изображение это было сильно похоже на голый рыбий скелет. Никаких надписей возле столь странной картинки не было, и потому простой прохожий непременно принял бы ее за довольно странную фантазию неизвестного художника. Однако те из горожан, которых в те времена именовали презрительным словом «христиане», прекрасно знали этот знак. Это был их «ихтис» – изображение рыбы или ее скелета, как символ их религии, символ, в котором ловко скрывалось имя их главного божества и пророка.

Кифа и Давид также хорошо знали значение этого символа. Они осторожно и тихо подошли к массивной деревянной двери. Давид не спеша постучал в нее, ровно семь раз, как было условлено между ним и хозяевами этого жилища. Оба гостя застыли в тревожном ожидании. Спустя какое-то время они, содрогнувшись, услышали звук отворяющегося засова. Дверь распахнула уже немолодая низкорослая женщина с седыми волосами и очень пронзительными серыми глазами. Ее одеяние было крайне бедным и потрёпанным, и лишь бусы из маленьких разноцветных камней, висевшие на толстой шее, придавали женщине немного более прилежный вид.

– Он ждет вас. – сказала женщина совершенно равнодушным голосом, оглядев молодых мужчин и поняв, зачем они пришли.

Она пропустила их в дом. Кифа и Давид молча и почтительно вошли в прохладный мрак, который царил в этом бедном жилище. Оба они с каким-то особенным трепетом рассматривали порядок, царивший в доме. Но ничего примечательного юноши, как не старались, разглядеть не могли. В доме царил мрак из-за закрытых ставнями окон, глиняная серая посуда, ничем не наполненная, стояла в разных углах жилища, в воздухе стоял смрад от давно начистившейся одежды и грязных людских тел.

– Братья, прошу вас, – проговорила хмурая хозяйка почтенного дома, – будьте смиренны перед ним, ибо дух Его и здесь и сопровождает нас.

Кифа и Давид почти ничего не поняли в бормотании этой старой девы, однако в унисон кивнули ей в ответ.

Женщина нащупала своей старческой рукой небольшую деревянную дверь, которая хитроумно спряталась посреди грязных серых стен. С большим усилием надавив на нее, она сумела распахнуть эту крохотную дверцу. В открывшемся проеме Кифа и Давид увидели небольшой тоннель, ведущий в подвал дома. Где-то в самой глубине его юноши разглядели слабый мерцающий свет.

– Он там, внизу. – сказала женщина, отходя от прохода и приглашая юношей последовать вниз. – Братья с ним, и они ждут вас.

Молодые мужчины вступили в узкий и темный проход. Едва они продвинулись немного вниз, как услышали, что маленькая дверь позади них проворно захлопнулась. Внизу, там, где мерцал слабый отблеск костра, слышались чьи-то тихие голоса. Кифа и Давид без труда разобрали молитвенное песнопение.