– Это как? – не поняла мамаша.

– Как с утра. Только встань перед ним, чтобы он видел тебя. И говори, что ты его мать, что ты любишь его. Вспоминай больше о его жизни, – раздражённо объяснил я. – Когда устанешь, пусть твой муж начинает то же самое. А потом прочие родственники и друзья.

Мне же пришло время пообедать. Тем более Алка и её мать о еде позаботились. А поскольку подобного рода колдовское действо происходит не каждый день, обед у нас сегодня шикарный: свинина, рыба, приправленные специями, печёные клубни баки и даже брага. Что ж, я должен с ними согласиться: провёрнутое мероприятие заслуживало, чтобы оно завершилось праздничным застольем, точнее, «зациновковьем». Пускай совсем по другому поводу.

Наша компания – я, Алкины родственники, Понапе, примазавшийся к нам Тиворе – за обе щёки уплетали приготовленные женщинами вкусности, запивая брагой. Шамана и старосту со свитой тоже пригласили к столу. Вокиру принял приглашение с удовольствием, ел и пил за двоих. Деревенский начальник со своими приближёнными продемонстрировали меньший аппетит, хотя и их участие в уничтожении двух больших корзин с провизией я не назвал бы чисто символическим.

Ну а группа поддержки Длинного вынуждена была заниматься воспоминаниями и причитаниями натощак. Местные традиции гостеприимства и делёжки, конечно, Ваторе уважал, но не до такой же степени, чтобы угощать человека, едва не изнасиловавшего его дочь.

После успеха с медью и обеда настроение у меня было вполне благостное, так что я великодушно отпустил пациента и всю его родню, напоследок велев им и дома звать скитающуюся в поисках тела душу и продолжать пересказывать биографию Длинного её обладателю. Ну а если до завтра ничего не получится, пусть опять приходят сюда. Всё равно придётся медь ещё раз переплавить, чтобы получить более чистый кусок, так что парню предстоит поработать ещё – не мне же или Понапе топтаться на мехах…

За вечер и ночь чуда не произошло, и на следующий день Длинный опять изображал ходьбу на месте под монологи своей родни, обращённые к его заблудшей душе. А я получил небольшую пластинку красноватого металла – теперь уже практически чистого, без всяких вкраплений. На этот раз управились совсем быстро: полчаса нагревания, немного рискованных операций с раскалённой до красного каления глиняной чашкой, чтобы слить скопившийся на дне медный расплав в оттиск ножа на сырой глине. Вышло несколько хуже задуманного – лезвие получилось кривоватое – не будь я сам его автором, ни за что не решил бы, что это уменьшенная копия ножа. Ну да ладно, первый блин всегда комом.

Повтор биографии Длинного и перечень его родственников и друзей – уже по второму или даже третьему кругу – мне начал надоедать. И я открыл было рот, чтобы скомандовать отправление их домой, но тут пациент вдруг неуловимо изменился в лице: если прежде он таращился на окружающих, старательно слушая монологи родни, то теперь он глядел ещё более бестолково. Я успел перепугаться, что у него произошло разрушение не только памяти, но и вообще способности мыслить и понимать – уж очень бессмысленным был его вид. Но первые же слова, слетевшие с губ Длинного, показали, что он в здравом уме и рассудке, просто не помнит события последних двух суток. Память к пациенту вернулась на тот момент, когда он получил серию ударов палкой по лбу. Потому Длинный вполне естественно недоумевал, почему сейчас день, а не вечер, и почему вокруг всё его семейство, и где трое подростков, которых он надоумил проучить сонавского наглеца.

Уяснив диспозицию, я заявил мамаше Длинного, что душа его нашими коллективными усилиями вернулась в тело их любимого сына, брата и прочее. А то, что он не помнит промежуток времени, когда душа блуждала по неведомым мирам, вполне понятно, раз она была неизвестно где. Посему – все свободны. Могут идти по домам и радоваться за получившего обратно душу родича. А я буду отныне следить, чтобы душа пациента ненароком вновь не покинула тело – для этого у меня и амулет уже готов – продемонстрировал я медяшку. На сём и расстались. Надеюсь, намёк насчёт моей способности в любой момент провести с Длинным повторную процедуру вынимания души из тела они поняли.