– Может, и собрался. Вам-то что?

– Да нам-то ничего. Только как она себе жениха найдет, если ты ее из дома не выпускаешь?

– Как вы меня достали все! Болела она, ясно? Болела! Вам что, Заген не натрепал, в каком состоянии она ко мне попала?

– Да ладно, ладно, Таш, не злись! – примиряюще сказал Самконг. – Это я так, к слову. Но сейчас-то, я надеюсь, она выздоровела? Может, позволишь посмотреть, а?

Таш вдруг расхохотался.

– Самконг, друг мой! Ты полчаса выводил меня из себя только для того, чтобы попросить показать тебе мою рабыню?

Друг пожал плечами и тоже рассмеялся.

– Ну, а зачем же еще?

– А нормально попросить не мог?

Самконг делано вздохнул.

– Таш, друг мой! Я знаю тебя уже столько лет, что с большой долей уверенности могу сказать, что если бы я попросил тебя, как ты выражаешься, нормально, то ты послал бы меня так далеко и надолго, что у меня не было бы никаких шансов вернуться. – Баронское воспитание иногда начинало лезть из Самконга, как шерсть с шелудивого кобеля.

Таш хмыкнул.

– Как пить дать, послал бы! Нечего ей с изгоями клеймеными якшаться! Ей, как ты правильно заметил, еще замуж выходить!

– А я не клейменый, Таш! Я, если что, и жениться могу!

Оба засмеялись, но Таш при этом все-таки наградил своего друга увесистым подзатыльником. По-дружески, разумеется. А клейма у Самконга действительно не было, и оба знали, почему.

Таш и Самконг познакомились во время драки в одном из портовых кабаков Вангена, столицы Вандеи. Обычная свалка, наступившая после пьяного вопля «Бей клейменых!» Лучшее развлечение для одуревших от морского однообразия матросов. Изгоев в кабаке обнаружилось всего человек пять, включая Таша, но к ним неожиданно присоединился высокий черноволосый красавец, явно благородных кровей. Высокомерно заявив, что он тоже изгой, он вытащил меч и вскочил на стол, первым открывая всеобщее веселье.

Он был великолепен. Таш краем глаза наблюдал за ним с невольным восхищением. Парень прыгал по столам, как горный козел по скалам, блестя синими сумасшедшими глазами, и успевал между делом раздавать комплименты столпившимся у дверей кухни служанкам.

К концу драки они остались вдвоем. Встали спиной к спине, что получилось как-то само собой, и приготовились дорого отдать свои жизни. К их удаче в этот момент в кабак ввалилась городская стража и повязала всех, не разбираясь, кто изгой, а кто нет.

Потом, уже в участке, все-таки разобрались, матросов отпустили, а изгои, как всегда, остались виноватыми. Таш и Самконг провели ночь в тюрьме, ожидая наутро самого худшего. Тогда-то Самконг и вывалил на новообретенного друга свою историю.

Оказалось, что он действительно был законным сыном одного вантийского барона, который, будучи уже немолодым и имея взрослых сыновей от первого брака, женился вторично на красивой дворяночке из одного из обедневших, но знатных родов. Молодую жену он обожал, и сына, который в скором времени появился на свет, тоже. Он даже изменил завещание, чтобы после его смерти оба дорогих ему существа были обеспечены самым наилучшим образом. Самконг с детства ни в чем не знал отказа, а когда подрос, его отправили учиться в лучшую школу меча в Ванте, после чего он собирался занять достойное его место при вантийском дворе.

К сожалению, этим мечтам не суждено было сбыться. В один прекрасный день барон, бывший к тому времени уже очень старым человеком, отправился в мир иной, а его старшие сыновья приложили все усилия к тому, чтобы наследство оказалось поделенным между двумя наследниками вместо законных четырех. Они обвинили мать Самконга в грехе прелюбодеяния, а также в том, что она произвела на свет ублюдка, и подали на нее в суд. Как назло, красавец Самконг был точной копией своей матери, не унаследовав от отца ничего, кроме баронской гордости и любви к прекрасному полу, а потому доказать что-либо в суде молодой баронессе было очень сложно. Точнее, невозможно, потому что ее пасынки откуда-то привели не меньше двух дюжин свидетелей ее развратного поведения, а также представили суду множество улик. В общем, мать осудили и приговорили к позорному клейму и работе в городском публичном доме, дабы возместить семье барона все затраты на воспитание ублюдка.