– Почему бы нам не сделать новые ароматические листки? – предложила я. – Можно вынести аппарат наружу. Мы с Клео много гуляли, кое-что нашли и могли бы показать это тебе.

Я была готова выдать ему все свои секреты, даже утес с видом на весь мир. Но отец покачал головой.

– А что, если мы сделаем из одного из них новое хранилище для старого аромата? – указала я на третий ряд сверху. – Начнем все сначала?

Он посмотрел на меня, в его глазах появилась надежда. В тот момент я была для него Джеком – охотником за запахами, храбрым, умным и полным идей. И я по-прежнему оставалась Эммелайн – дочерью, которую он любил больше всего на свете.

– Хорошо, – согласился он. – Давай попробуем.

Он вынул из ящика бутылочку и мгновение подержал ее в руке. Затем вскрыл красную восковую печать отработанным, хорошо знакомым движением и вытащил бумагу. Запах был неуловим, как мы и предполагали, но теперь у нас был план. Мы вместе подошли к печи.

– Держи, – сказал отец, протягивая мне листок. Тот лежал у меня на ладони – легкий безмолвный хранитель тайны. У него оставался единственный шанс проявить себя, если только мы не сумеем поймать его снова.

Отец принес аппарат, откинул крышку, обнажив отверстия.

– Давай! – скомандовал он, и я бросила листок в огонь. Когда дым закрутился у его краев, а жар проник в его сердцевину, появился запах – взрывной в своей сочной сладости аромат цветов, способный вызвать ассоциацию с насыщенным и влажным теплом. Отец нажал кнопку на аппарате и с тревогой ждал, когда из щели вылезет новая бумага. Он встряхнул ее, как всегда, держа на расстоянии вытянутой руки, и дождался, когда рассеется дым. Затем открыл окна, впустил свежий воздух. Хижина пришла в себя. Наконец он поднес бумагу к носу и вдохнул.

Я видела, как он скис.

– Нет, – сказал он, протягивая мне листок.

Я вдохнула, начала погружаться в цветочный аромат, но затем к нему примешался запах табака. Кедровый дым. Вчерашний ужин. Мой собственный пот.

– Это неправильно, – пробормотал отец.

В первую минуту я загорелась желанием узнать, что не так с запахом, в котором была я, но внезапно поняла, что даже если бы у него был ответ, едва ли бы мне действительно хотелось его услышать.

Аппарат просто остался стоять на полке.

Отец убрал пустые флаконы обратно в ящички, где они лежали и ждали – непонятно, чего именно. Я старалась проводить как можно больше времени на свежем воздухе. Мне хотелось быть подальше от замкнутого пространства хижины.

Единственным местом, куда я не ходила, была лагуна. Я обещала это отцу, когда появилась Клео. Нарушение обещания грозило большими неприятностями – это было предостерегающее правило каждой сказки.

Но шли недели, и я стала сомневаться в разумности этого договора. Мой отец ушел в себя. Он почти не покидал хижину, и мне пришлось напомнить ему, что за садом и курами необходимо ухаживать. Наступила осень – нам нужно было добыть и насушить рыбы, моллюсков и водорослей, чтобы пережить зиму. Все это было на пляже, однако мой отец не выказывал ни малейшего желания идти туда.

– Фуражиры пируют, папа, – повторила я его поговорку однажды утром, протягивая ему корзину.

Он ничего не ответил. Затем медленно покачал головой. Он не хотел расставаться с флаконами. Это стало очевидно.

Решение пришло само – если он не собирается заботиться о нас, это придется сделать мне. Я крепче прижала корзину, вышла, свистнув Клео, которая тут же подскочила ко мне. Добравшись до развилки на тропинке, не просматриваемой из хижины, направилась к лагуне.

Это был прекрасный день, запахи земли и деревьев вокруг меня только начинали слабеть после летнего буйства. Ягод было видимо-невидимо, я могла бы их собрать, но меня тянуло на пляж. Я не обращала внимания на нервное жужжание в ушах, на то, что мой нос, казалось, работал сверхурочно. Нам нужна еда, сказала я себе, и мне нужно идти к ее главному источнику. Ни больше, ни меньше.