– Да, тут у меня тоже нестыковка, – признал поражение капитан и скис.

Однако Гуров ободряюще взглянул на него.

– Да, как рабочая версия эта гипотеза не годится. Но мне кажется, что какое-то зерно истины в ней есть. Действительно, все жертвы имеют отношение к культуре. Это не может быть случайностью. Вполне возможно, что убийца тоже имеет отношение к этой сфере. Скажем, он неудавшийся художник. Или актер. Тут есть над чем подумать. Но чтобы думать предметно, нужно познакомиться и с художниками, и с актерами, и с учеными-гуманитариями. Так что мне нужен список, о котором я говорил… Что ж, если других безумных идей нет, я с вашего, Илья Григорьевич, позволения объявляю совещание нашей группы закрытым. Давай, майор, поднимемся в твой кабинет, и ты мне нарисуешь нужные телефоны и адреса.

Спустя несколько минут в руках у Гурова был список, в котором значилось два с лишним десятка имен. Проглядев его целиком, сыщик решил начать свои поиски с самого начала, то есть с друзей художника Игната Бушуева.

На первом месте стоял друг художника, Петр Брательщиков. Кроме того, в списке были указаны две подруги Бушуева – Катя Антошкина и Люда Сайко, две бывших жены, четверо взрослых детей и еще трое друзей.

– Что ж, пусть первым будет Брательщиков, – решил сыщик и набрал его номер.

Дозвониться ему удалось не с первой попытки. В трубке он услышал звучный баритон, спрашивающий, кто его беспокоит. Гуров представился и объяснил, с чем связан его звонок.

– Но ваши, то есть наши местные пинкертоны меня уже спрашивали, – возразил собеседник. – Все, что я знаю, я им уже рассказал. А нового с тех пор ничего не появилось.

– Мне необходимо самому выяснить все обстоятельства дела, – принялся терпеливо объяснять Гуров. – К тому же «местные пинкертоны», о которых вы говорите, пока что топчутся на месте. Может, наша с вами беседа и не даст мне многого, но встретиться нам необходимо.

– Хорошо, хорошо, я не против, – живо отозвался художник. – Я просто предупредить хотел, чтобы вам времени не терять. А если времени не жалко и дело Игната вас и правда интересует, приходите ко мне в мастерскую. Знаете, где это? Улица Красных Комиссаров, дом двадцать три.

– Я найду, – пообещал Гуров.

Он спросил у майора Ганчука, как добраться до мастерской Брательщикова, и тот охотно объяснил дорогу. Заодно Гуров попросил выделить ему служебную машину.

– А то разъезжать мне придется много, – пояснил он. – Неудобно каждый раз вызывать такси.

Он получил в свое распоряжение сравнительно новую «Гранту», сел за руль и, следуя указаниям Ганчука, быстро отыскал мастерскую.

Мастерская художника располагалась на втором этаже старинного и довольно обшарпанного дома. Дверь была наполовину открыта, звонить и стучать не требовалось. Гуров вошел в мастерскую и попал, так сказать, на «дно жизни». Вокруг на стенах висели картины, изображающие неприглядные стороны действительности. Здесь можно было увидеть семейные ссоры, пьяные драки, бомжей, сбившихся в кучку у входа в магазин в поисках тепла и подаяния. Выписано все это было, надо сказать, талантливо, с большой силой, так что Гуров невольно задержался возле одной из картин с изображением мальчика, сидящего в квартире у окна и с тоской глядящего на улицу.

– Что, нравится? – услышал он за спиной уже знакомый баритон, который только недавно слышал в телефоне.

Обернувшись, сыщик увидел высокого, выше его самого, мужчину с характерной внешностью, выдающей человека творческой профессии, – густая борода, волосы почти до плеч. Кроме того, характерными чертами внешности художника были пронзительные синие глаза и крупные сильные руки с большими ладонями. Брательщиков был в рабочей куртке, заляпанной краской, – видно, он только что оторвался от работы.