Хозяин не стал его удерживать. Они снова прошли через холл и вышли наружу. Гуров заметил пятно света на дорожке. Подняв голову, он убедился, что свет падал из окна, из которого час назад к Трутневу обращалась его встревоженная жена.

– Я вижу, ваша супруга не может заснуть. Мне очень жаль, что так вышло. Извините меня. До свидания.

Хозяин ничего не ответил. Он закрыл калитку, и Гуров услышал, как лязгнул засов.

Сыщик постоял еще немного, вновь взглянул на часы. Нет, звонить редактору газеты было решительно поздно. А может быть, наоборот, рано. «Часов в шесть можно будет, наверное, и позвонить. Только я, пожалуй, в это время буду еще дрыхнуть… Да, до восьми надо поспать, а то завтра работать не смогу».

Сыщик сел в машину и поехал в гостиницу. Разворачиваясь, он вновь взглянул на дом и снова увидел свет в окне на втором этаже.

Когда Гуров давал себе установку проснуться в определенное время, он всегда просыпался точно в назначенный час, его организм не знал сбоев. Вот и в это утро он проснулся без пяти минут восемь и сразу отправился в ванную. А в девять часов, выпив кофе в ближайшем кафе, он уже был в кабинете майора Ганчука. Войдя, он убедился, что вся следственная группа уже в сборе.

– Ну что, сначала я хотел бы услышать информацию о вчерашних визитах, – сказал он, занимая свое место. – Начни ты, майор.

– Должен сразу признаться, что за вчерашний вечер я успел встретиться только с Терентьевым. И то лишь благодаря моему давнему знакомству с ним. На дирижера Ярского времени уже не хватило – когда я вышел от Терентьева, был уже второй час ночи.

– Ситуация понятная, – усмехнулся Гуров. – И как прошла беседа с миллионером?

– Я обрисовал ему ситуацию, предупредил об опасности. Терентьев отнесся к моей информации с пониманием. Я спросил его, как у него в доме организована охрана. Оказалось, что в этом вопросе имеются пробелы, и я ему на них указал. Терентьев пообещал все исправить. Он показал мне картины. Правда, я в живописи не разбираюсь, на мой вкус, ничего особенного в них нет – мазня и мазня, довольно мрачная. Я спросил, зачем он такое купил. А он мне объяснил, что в настоящий момент покупка картин Константина Закатовского – это самое выгодное вложение денег, какое только можно придумать. Выгоднее, чем покупать доллары или золото. Эти куски холста с красками растут в цене по семь-восемь процентов каждый квартал. Так что за те полтора года, пока он хранил свои картины, они подорожали уже в два раза, представляете? Еще я у него спросил, не происходило ли с ним в последнее время чего-то подозрительного. Он заверил, что ничего такого не было, никакие незнакомцы возле дома не крутились.

– А ты что скажешь, капитан? – обратился Гуров к Волобуеву.

– К сожалению, мне вчера не удалось встретиться с краеведом Точилиным. Все телефоны у него были отключены. Я позвонил ему утром и договорился о встрече в течение сегодняшнего дня.

– И эта ситуация понятна, – сказал Гуров, усмехнувшись шире. – Ну, а с миллионером Берманом удалось тебе совершить утреннюю пробежку?

– Ну, скажем так: мне удалось с ним встретиться, но не во время пробежки. Район леса, где он бегает, оцеплен охраной, попасть туда нельзя. Но после пробежки я с ним поговорил. Правда, недолго – он очень спешил. Я предупредил миллионера об опасности, он принял предупреждение к сведению, но особого интереса не выказал.

– Купленные картины видел?

– Нет, в дом меня не пригласили.

– Ясен пень. – Гуров повернулся к лейтенанту Полудину. – А ты что нам расскажешь, лейтенант? У тебя богачей в списке не было, одна только беззащитная органистка. Надеюсь, с ней ты смог встретиться?