– Ты желаешь покинуть этот мир, но все равно чего-то ждешь, иначе мог давно и быстро это сделать. Я у тебя видел ягоды синицвета, которые ты принес из леса, они смертельно ядовиты. Вот только ты не стал их употреблять. Посмотрел, подумал и выбросил, значит, тебя еще что-то держит в этом мире. Пойдем со мной, я помогу, ты станешь моим приемным сыном, все будет хорошо. В твоей жизни еще будут радостные дни и друзья, ты забудешь о печали, найдешь новую цель. Архимаг выявил у тебя предрасположенность к магии. Начнешь учиться и станешь великим магом. Сможешь помогать людям и творить добро.

Мальчик продолжал молчать, но не потому, что не хотел говорить, просто не знал, что ответить. Мужчина был прав, что-то внутри не отпускало его. Он сидел все эти дни возле стены не только потому, что ему некуда идти. Незримая нить связала его с этим местом, с самим замком и магом, держала и не отпускала.

Вот только кроме нее было еще что-то, и это не поддавалось объяснению. Оно беспокоило, не давало совершить то, о чем упомянул управляющий.

У Германа на щеках играли нервные желваки. Ребенок никак не реагировал на его слова, но ведь надо что-то делать! Он не может допустить, чтобы на его глазах это невинное дитя медленно умерло, это выше его сил.

Потерев лицо руками, взглянув еще раз на мальчика, покачивая головой, он молча направился в замок. Надо поговорить с отцом и что-то придумать, так не годится.

У Ларкариана в последнее время тоже было странное поведение. Отстраненность от участия в судьбе мальчика, можно сказать, равнодушие, вызывало у Германа противоречивые чувства.

Отец всегда был добр ко всем детям, но почему сейчас он так сух? Погрузился в себя и продолжает о чем-то размышлять уже несколько дней? С другой стороны, что он мог сделать? Магически воздействовать на ребенка? Заставить его изменить свое решение?

Он уже не исключал последний вариант, о котором станет настойчиво просить отца.

Медленно шагая по коридорам, Герман пытался найти выход из сложившейся ситуации. Перебирая в голове все возможные варианты, искал способ, как помочь Даниилу, убедить его, может быть, даже заставить изменить решение. Постоянно вспоминал его детские пустые глаза. Они не отпускали, бередили душу, такого отрешенного взгляда не должно быть у ребенка.

Погруженный в свои мысли он не заметил, как оказался в столовой. Отец сидел за столом на своем любимом месте и держал в руке бокал с красным вином, разглядывал его на свет.

Присев рядом, Герман тяжело вздохнул.

– Мальчик еще сидит возле стены? – поинтересовался Ларкариан, не отрываясь взгляда от бокала.

– Почему ты каждый день об этом спрашиваешь? Зачем тебе это? – не выдержал сын. – Отец, с тобою что-то происходит, ты все последние дни замкнулся, что не так, не объяснишь?

Ларкариан поставил бокал на стол и посмотрел на него.

– Что тебя беспокоит?

– Нехорошо мне, – грустно произнес Герман и, откинувшись на спинку стула, сложил руки на груди. – Мальчик так ничего и не ест. Я просто не знаю, что с ним делать. Юноша решил, что жизнь пора заканчивать, мне от этого не по себе. Я не могу допустить, чтобы он умер с голоду под нашими стенами. А ты отстранился, прости, отец, но я не узнаю тебя.

– Что он говорит? – Ларкариан продолжал сохранять спокойствие, что начинало раздражать сына. Бросив на него быстрый взгляд, он скрипнул зубами, но все же пересказал то, что поведал Даниил.

– Думаешь, доведет дело до конца? – неожиданно поинтересовался отец.

Его вопрос обескуражил Германа. Как можно вот так спокойно об этом спрашивать?

– Не сомневаюсь, я видел его глаза. Как известно, они зеркало души, и скажу тебе, она уходит, значит, конец уже близок.