─ Держи, ─ отец протянул ему лучшее копье, что у них было. Микула осторожно взял его в руки. Рукоять была тяжёлой, из дуба, покрытая тонким слоем смолы. Узнавалась рука Верерука, узоры, что переплетались с рунами, превращаясь в защитные заклинания.

─ Благодарю, отец, ─ Микула отложил копье к рубахе. Сердце билось, как бешеное, и мальчик боялся, что отец услышит его.

─ Ты молодец, Микула, ─ он хлопнул парня по плечу, ─ Я буду ждать твоего возвращения.

Матушка, кряхтя, принесла походный мешок и корзинку.

─ Вот, Микул, собрала все самое нужное. Котелок, крупы, немного вяленого мяса, полбатона хлеба. А в корзинке все Велесу, я ему рубаху с солнцем вышила, отец твой собрал мёду, Верерука положил флейту. Ты если сможешь, по пути ему грибов собери, что ли. Нельзя к нему с пустыми руками. Обязательно надо что-то от себя положить. Не потеряй только, ─ она поставила корзинку на лавку и обняла сына.

─ Ты только вернись, хорошо? ─ прошептала матушка.

─ Хорошо, ─ ответил Микула, обнимая её в ответ. После Микула переоделся. Надел вышитую знаком Велеса рубаху, да темно-зелёные штаны, обул красные сапоги. Отец сам его подпоясал.

─ Помню, как это было в первый раз, ─ тяжело вздохнул мужчина. Только сейчас Микула заметил, как сильно изменился отец. Впали щеки, залегли мешки под глазами, руки стали словно худее. Будто на лет десять за ночь постарел.

─ Я вернусь, ─ пообещал Микула, беря мешок, корзинку и копье. Его он использовал как посох.

Проводить его вышла вся деревня. Народ благословлял, его обнимали, в щеки целовали. Несколько молодых девушек даже плакали за материнскими плечами. Никто ничего плохого ему не говорил. И на мгновение Микула показалось, что он просто надумал себе такое отношение людей. Конечно, вышли не все. Те, кто задирали, не пришли. Возможно, они в него не верили. Да Микула и сам в себя не верил, но виду не подавал. Обняв ещё раз плачущую мать, он пошёл через ромашковое поле к лесу. Туда, где восходит солнце. Туда, куда вела тропа.

Серебристый металл со свистом рассек воздух. На острие серпа заиграли обжигающие лучи солнца, а через мгновение он опустился, срезая толстые колосья пшеницы. Настасья удовлетворенно кивнула, глядя на урожай, что упал к её ногам. Жёлтые колосья рассыпались, и девушка уже слышала ворчание матери, которая потом будет их собирать. Только она так срезала урожай. Остальные делали это аккуратно, заранее связав колосья веревками. И лишь злотовласая Настасья действовала на опережение. Спешила, словно опаздывала куда-то. Пыталась быть первой, хотя соревноваться было не с кем.

─ Полдень! ─ раздался грубый женский крик над полем. Девушки весело поднялись, отряхивая подолы юбок. Настасья, как и все, повесила серп на красный пояс, что подпоясывал рубаху. И тоже побежала к Матрене. Та всегда собирала их на обед. Матрена была их учителем, все девочки, что достигали семи лет, попадали к ней. Женщине уже было за пятьдесят, и она считалась самой мудрой в их деревне. Сейчас она стояла с охапкой сарафанов, напоминая огромную овцу. Сарафаны в работе пачкать было нельзя. Перепутать тоже было невозможно. Орнамент, вышитый на каждом, был индивидуальным. Шили девушки сами, обычно на третий день недели, после обеда. Рисунок на плотной ткани говорил о возрасте девушки, её положение в обществе, и о её достоинствах. Настасья носила орнамент с острыми треугольными краями, говорящий о её силе и работе в поле. А её подруга Маришка вышила себе орнамент с цветами, наглядно показывая свой дар шитья. Потому-то к ней и чаще обращались с просьбами о вышивке. Настасья не просила, она считала все это не таким важным. Как минимум для неё. Натянув сарафаны, девушки одна за другой выстроились в ряд, ожидая сестёр. Матрена помогла с сарафаном самой младшей из них, Аннушке. Ей было всего десять, и она только-только начинала свой путь в работе с полем. Маленькие ручки были изранены грубыми колосьями. Настасья ощущала её боль как свою. Сама она в поле начала работать с семи лет. А обращаться с серпом научилась и того раньше. И пусть ей завтра исполнится всего тринадцать, так что от Аннушки она недалеко ушла, но чувствовала себя гораздо выше младшей. И даже выше старших девушек. Матрена поправила свой легкий расписной платок, и махнув рукой, повела их в большую избу на обед. Мужчины уже отобедали и теперь пришла их очередь. Кормили их хорошо. Щи, свежий хлеб, картошка с зеленью и компот. Настасья ела как в последний раз. Отчасти она знала, что последний. Сегодня после обеда у неё будет свободное время, чтобы собраться. Но ей впервые хотелось остаться среди родных душе сестёр. Шить вместе с ними и не думать о завтрашнем дне. Дне, когда она появилась на свет с даром от бога.