Никита хлопнул Рира по плечу и вручил ему в руку комок грязи:

– Держи осторожно.

Сам поднялся на ноги и побежал в кабину, а оборотень отмахнулся, хрипло дыша:

– Ага…

Димка взволнованно сжал его плечо:

– Ну, ты напугал, брат!

– Ага… – Рир ещё кашлял.

Велехов перелез по телу жеребца, занявшего весь салон, мимо Вурды и Турана, ещё сидящих на нём верхом, и ввалился в кабину.

Второй пилот Корчагин обернулся на звук, увидел человека почти голого, всего в крови, и дёрнулся из кресла, но Никита схватил его за плечо:

– Тихо, тихо! Свои!

Сергей замер. Что-то понять сейчас было чрезвычайно сложно, но его руки крепко держали штурвал. Это было единственное, за что зацепилось его убитое ужасом сознание – надо вести самолёт. Даже сейчас, когда половина приборов отключилась из-за разрыва кабелей крыла, и электронная диагностика показывала отсутствие ответа от датчиков хвостового руля и левого крыла. Корчагин не успел отвести авиалайнер от светящегося кольца, уже поздно было отворачивать. Но при проходе через него, кончик полукрыла попал в гаснущий участок круга, и его отсекло, будто лезвием. Срезанный край пролетел мимо кабины. А за ним и кусок хвостового руля.

– Посадишь машину? – спросил Никита. – Сможешь? Как зовут тебя?

От количества вопросов Сергей растерялся ещё больше, и сильнее сжал штурвал, молча рассматривая незнакомого человека перед собой.

– Ну-ка очнись! – приказал Велехов. – Ты пилот российской авиации, у тебя на борту сто шестьдесят человек. Ты помнишь?

Сергей, поражённо глядя на него, медленно кивнул:

– Да.

– Так вот, ещё раз, – Никита крепко нажал на его плечо: – Мы тебе поможем. Надо посадить этот самолёт и спасти людей. Ты понял?

Корчагин сглотнул.

– Зовут как? – повторил Велехов.

– Сергей.

– Я Никита, Сергей. Что с твоим самолётом?

– Потеряли левое полукрыло и хвостовой руль, – сдавлено прошептал Корчагин.

– Ясно, посадить сможешь? – повторил Велехов.

Сергей заставил себя проглотить ужас и хрипло ответил:

– Ты не понял. Без руля самолёт не управляем. Мы просто летим вперёд на одной высоте, пока работают двигатели.

– А, – Никита поглядел на его руки, вцепившиеся в штурвал. – А чего так держишь тогда?

– Срезана треть левого полукрыла, – напряжённо выдавил из себя Корчагин. – Удерживаю от крена.

– Молодец, – кивнул Никита. – Так и держи.

В кабину вошёл Вурда, вызвав у Сергея ещё один нервный спазм, взглянул через лобовое стекло и заметил:

– Так, Серёж, надо поворачивать и быстро.

Никита проследил взгляд ворлака и выругался. Прямо по курсу, перед низко летящим самолётом, рисовалась зигзагообразная линия гор.

– Не получится, – сдавлено прошептал Корчагин. – Я же сказал: без хвостового руля и с повреждением полукрыла мы не наберём высоту, и повернуть не сможем.

Он сглатывал, говоря это, потому что от всего происходящего накатывала тошнота. И всё поворачивался, посмотреть в салон, где, как ему казалось, развернулся ад. Какая-то грязь, слизь и кровь на стенах. Тела пассажиров, опутанные чем-то, висящие под потолком и разорванное тело… кажется, коня! Который был человеком. Который только что держал его за голову когтями. Всего минуту назад. И эти люди рядом, – не одетые, высокие, с рельефными крепкими фигурами, как у команды бойцов, и кожей, расписанной цепочками каких-то символов…

– Э, парень, – Никита, заметив, как пилот стремительно бледнеет, быстро нахлестал его по щекам: – Ну-ка, ну-ка, Сергей! Кроме тебя самолёт никто не посадит. Потеряешь сознание и нам всем конец.

Несмотря на шок, Корчагин всё-таки очухался, но прошептал в полной уверенности:

– Я тоже не посажу. Мы разобьёмся.