– Библия пережила века, мой комедия не может затмить ее, – пытался заступиться за свой труд Фауст, – ты заблуждаешься. Это только одна из бесчисленных книг, ты преувеличиваешь. Если для кого она так дорога, то только для меня самого, моих родных и близких, не более того.

И в этот миг он как-то весь переменился и стал похож на безымянного пророка. И сам себе он показался сильнее и выше. Но это и стало последней каплей переполнившей чашу терпения. Он твердо решил не отказываться от своей комедии, и не сжигать ее – не бывать этому.

Но в тот момент Матвей снова заговорил о своем.

– Палач смог прекратить одним махом его страдания. А я никак не мог этого сделать. Значит он сильнее и круче меня, самый обычный палач с маской на роже. Зачем тогда все наши труды и науки, к чему они?

– Но что же через тысячу лет ты хочешь от меня? Ты не к тому обращаешься. Я не смогу тебе помочь. Ты бросаешься к нему, а я все время бегу от него, в том и разница между нами с тобой. Наши пути ведут нас в разные стороны.

Они долго сидели в полной тишине. Маргарита едва скрывала раздражение.

– Я не знаю, каким он был тогда, – говорил Фауст, – но с тех пор, как он оказался здесь, я вижу защитника убогих и обездоленных.

Матвей поднялся, как-то сгорбился и отправился прочь. Никто не смог бы остановить на этом пути.

– Потому я и не выбрал его, – говорил в след Матвею Фауст, -мне ближе и роднее древние боги, они не были такими жалкими..

– Ты гибнешь, – воскликнул юноша, резко поворачиваясь к нему.

– А ты будешь еще долго и тягостно жить, – отвечал ему творец..

Ему снова вспомнилось повествование о последнем пире Валтасара и вольно или невольно он сделал свой выбор в пользу последнего пира.

На том они и оборвали свой странный спор, у которого не было ни начала, ни конца.

№№№№№№

Но и оставшись один, Фауст продолжал спорить сам с собой. Так задела его за живое эта беседа.

Матвей видел, что тот, кто написал комедию об Аде и Рае, еще умнее, сильнее и опаснее, чем казался издалека.

Фауст разозлился не на шутку. Разве не он породил и выпустил в свет палачей, грабителей, разбойников, Он палец о палец не ударил ради того, чтобы изменить этот мир. И тогда он с молитвой обратился к тому, кто так слаб и беззащитен на первый взгляд. Он решил убедить его в главном. И был уверен, что тот его услышит.

Странный юноша исчез так же неожиданно, как и появился из жизни Фауста. А тот без него даже заскучал немного. И он сердился из-за того, что не смог его разубедить и склонить на свою сторону. А ему так хотелось этого.

– Кто он откуда пришел и куда скрылся? – спрашивала Маргарита.

Вопрос повис в воздухе.

Потом, когда они вспомнили о вторжении незваного гостя и говорили о Матвее, он услышал голос своей возлюбленной.

– Он слишком запутался в своих теориях, – тяжело вздохнула Марго, – а они так далеки от реальности, вот и блуждает в глухих лабиринтах, устроил себе свой собственный ад и радуется.

– Я убил его, я готов был убить его, – по дороге домой думал Матвей, – а ведь сначала ничто не предвещало беды.

Он остановился и хотел снова повернуть назад, вернуться в уютный дом.

– Я должен еще раз увидеть его, завершить разговор и закончить спор, – убеждал он себя.

И таким странным ему казалось все, что происходило в этом измерении.

– Сколько же можно возвращаться? О чем еще мы не успели поговорить? А если у нас не будет другого времени и другой жизни?

№№№№№

Матвей страшно мучился и не мог решить, что делать дальше, как ему быть. Он опустился на ту самую скамейку в Нескучном саду, и только потом понял, что это за место. Как ноги могли привести его именно сюда? Он удивился пустоте, которая в те минуты там царила. Она казалась Матвею по-настоящему зловещей. Ни одной живой души, даже ларька с газированной водой не было.