«Сова!»

Он хорошо знал эту большую ночную птицу и даже где-то в глубине души завидовал ее удивительной способности отчетливо видеть в темноте.

Костер медленно догорал. Веки стали тяжелыми и скоро сомкнулись, оставив Острого Рога во власти быстро чередующихся сновидений. Последнее, что он успел запомнить, был огромный, жарящийся над костром кусок сочного кабаньего мяса. Разогретое сало скатывалось с него в огонь и аппетитно скворчало. Внезапно в сон человека вмешались какие-то посторонние звуки. Острый Рог открыл глаза и настороженно прислушался. У ручья, который и привел его в это прекрасное место, сначала послышался едва различимый шорох, а затем и раздалось чье-то негромкое хрюканье. Присмотревшись внимательнее, юноша увидел небольшое семейство кабанов, деловито ищущих что-то в прибрежной тине. Предутренняя луна освещала их тучные тела и, если бы у Острого Рога было копье, то сон его мог бы стать явью. Он сидел на своей подстилке и ждал, когда окончательно рассветет.

Солнце стояло уже в зените, когда Острый Рог наконец закончил свою работу. Кремневый, длиною в полторы кисти его руки, наконечник копья и увесистый, по всем правилам сколотый камень для топора были готовы. Готов был и наконечник для остроги. Он выглядел великолепно. Теперь осталось лишь только тщательно закрепить его растопленной смолою на древке. Сухой и достаточно тонкий шест нашелся сравнительно быстро, а вот со смолой пришлось изрядно повозиться. Найти и наскрести ее с разлапистой ели – это только полдела. Нужно было каким-то образом ещё и разогреть этот липкий комок на костре, да так, чтобы он не сгорел, а только расплавился. Затем удачно наложить смазанную им плоскую часть наконечника на специально подготовленное древко, плотно прижать их друг к другу и остудить. Только тогда получится надежная и столь необходимая ему острога. И она, действительно, получилась.

Солнце еще не успело коснуться вершин деревьев, а Острый Рог, с острогою в одной руке и с заготовками в другой, не обращая внимания на мучивший его голод, уже уверенно шагал вверх по течению нового, бежавшего с юго-востока ручья. Предполагалось, что этот водный поток брал свое начало из того самого Журавлиного озера, с которым он познакомился ранее. Так оно и оказалось. Встретив на своем пути еще один ручеек, вытекающий из уже известного, заболоченного водоема, Острый Рог действительно вышел к Журавлиному озеру.

Солнце уже садилось, когда он заколол своей новой острогой довольно приличную щуку и, обрадованный добычей, не торопясь двинулся в сторону облюбованной им поляны.

Вечерний сумрак постепенно сгущался. Подойдя к кострищу, Острый Рог аккуратно сложил все принесенное с собой имущество и снова спустился к озеру за мокрой глиной. Затем, набрав достаточное количество веток, он неторопливо разжег костер и закопал под него уже обмазанную глиною щуку.

Ночь полностью вступила в свои права, когда Острый Рог осторожно разгреб подернутые пеплом, угли и выкопал из-под них ещё горячий глиняный комок. Разломив его пополам, он тут же почувствовал удивительный, ни с чем не сравнимый запах печеной рыбы и, едва сдерживая себя, стал осторожно, кусок за куском, отламывать и класть в рот этот шедевр настоящего кулинарного искусства. Щука была большая, но юноша, изголодавшись, съел ее всю, до последнего плавника. Наконец насытившись, Острый Рог добрался до своей подстилки и проспал до утра без всяких, лишних, сновидений.

Клочья утреннего тумана давно уже растворились в прохладном и чистом воздухе, когда Острый Рог вновь открыл глаза. Костер давно погас, рыба оказалась съеденной, но настроение у человека было более чем прекрасным. Он поднялся со своего ложа и неторопливо, начал собирать хворост, одновременно обдумывая все возможные варианты крепления копья и топора. Топор был ему сейчас более необходим, и поэтому все мысли Острого Рога постепенно сосредоточились именно на нем.