– Что ж, – уродливая улыбка исказила лицо принца. Из-за шрама, опускающего край левого глаза и поднимающего край левой губы, мало кто мог читать эмоции наследника. Его считали непредсказуемым. – Играй, Гедда. Играй, пока играется.

Наследник отпустил её и, разом потеряв интерес к сестре, направился по галерее прочь. Принцесса проводила его настороженным взглядом.

Как он смел так говорить о Калфусе? Смелом, отчаянном, дерзком? Гедда была уверена: Калфус смог бы убить отца раньше собственного тридцатилетия. Альшарса все боятся, но король всё ещё не он.

Когда Джия откроет Морские врата и пустит всадников, Гедда нанесёт брату неожиданный удар. Принцесса долго накапливала кровавую магию, принося богу жертвы, но практически не расходуя его дары. Разве что чуть-чуть. Да ещё какая-то часть силы уходила на подпитку отца: старик не должен умереть раньше срока, иначе корону наденет Альшарс, а это никак не входило в планы его сестры.

– «Всадники кинут жребий, кому войти к тебе. Кому ты отдашь свою плеть», – передразнила она. – Нет, Альшарс, свою плеть я не отдам никому. Она мне пригодится самой.

Хорошо, что Калфус погиб. Гедда любила брата, но понимала: будь он жив, сестра никогда бы не смогла свершить то, что намеревалась. Немыслимое, неслыханное. Никогда ещё женщина не правила всадниками. Удел женщины был рожать и услаждать супруга. Те, кто не желал, становились охотницами.

Охотницы не должны были выходить замуж, рожать детей. Некоторые рожали, Гедда знала об этом. К своей свите она относилась милостиво и всегда давала выбор: отдать дитя своей принцессе, чтобы та сбыла его с рук, и никогда больше ничего не слышать о нём, или принести в жертву. За убийство собственного ребёнка кровавый бог одарял щедро.

Гедда знала тех, кто бестрепетной рукой исполнял свой долг, и тех, кто, со слезами, стынущими в глазах, отдавал хнычущий свёрток принцессе и умолял пристроить дитя как можно лучше. Не рабом, не игрушкой всадников. Гедда обещала. Она действительно держала слово: ребёнок не становился ни рабом, ни игрушкой. Его ждала лучшая из участей – напитать своей душой Смерть, стать источником мощнейшей магии.

8. Глава 7. Ювина сердится

Гичка оказалась шлюпкой с парусами. Четверо молчаливых матросов закрепили обе мачты, фок и грот, запихнув их толстые края в специальные выемки, спрятанные в сиденьях, разложили вёсла вдоль бортов. Демонстрирующий сумрачным видом своё недовольство Рандвальд сел назад. Джия уже знала, что зад корабля называется кормой и там находится руль. Ларан, радостный и взбудораженный, взгромоздился на нос. Ветер трепал его распущенные волосы, придавая герцогу залихватский вид.

Едва Джия оказалась в танцующей гичке, как ей тотчас подурнело. Желудок скрутился, голова закружилась. Ларан скинул с ног сапоги, обернулся и скомандовал:

– Джия, на фок. Иди сюда.

Девушка шагнула и пошатнулась было, но бравые матросы вытянули руки и, держась за их мозолистые ладони, княжна с трудом перебралась вперёд. Спорить с герцогом она не решилась.

– Ю, ты на гроте. Делай, что ребята скажут, – распорядился Ларан и, подхватив пошатнувшуюся девушку, притянул её к себе. – Смотри вперёд, на горизонт. Не смотри на волны. Смотри на то, что не движется.

Он приобнял её за плечи. Джия хотела было возмутиться, но морская болезнь словно отступала от прикосновения морского герцога. Может, это тоже магия?

– И карамельку, – шепнул Ларан ей на ухо и протянул медовый кругляшок.

Девушка не осмелилась возразить. На вкус сладость оказалась не сладкой, от её ядрёности слёзы выступили из глаз.

– Только не жуй. Соси. Жевать это слишком банально, – и, обернувшись назад герцог громко выкрикнул: – Вёсла на воду. Вальди, принимай командование на себя.