– Приветствую тебя, трибун! – громко сказал Саксум, поднимая ладонью вперёд правую руку. – Как дорога? Говорят, на перевале уже лежит снег?

– Кто ты такой, и что тебе нужно?! – крикнул префект неожиданно тонким для его комплекции голосом.

– Невежливо отвечать вопросом на вопрос, – сказал декурион. – Я полагал, что трибуну-латиклавию знакомо это простое правило?

– Я ещё раз тебя спрашиваю, что тебе нужно?!

– Мне нужно знать – лежит ли на перевале снег? – спокойно сказал Саксум. – Разве ты с первого раза не расслышал мой вопрос?

– Кентурион! – не оборачиваясь, позвал префект. – Убрать с дороги этого придурка!

Кентурион кивнул своим всадникам, и двое из них тронулись с места, поднимая и беря наизготовку свои трагулы.

– Трибун! – по-прежнему обращаясь к префекту, громко, но спокойно сказал Саксум. – Я бы не советовал тебе делать резких движений! У тебя очень незавидное положение. С обеих сторон дороги, на склонах, сидит полсотни моих лучников. У меня за спиной, – он ткнул большим пальцем через плечо, – две турмы кавалерии. Вон они – на вершине холма, можешь посмотреть… А у тебя за спиной – твой обоз, который перекрыл тебе выход на равнину. Ты загнал себя в ловушку, трибун! Так что тебе лучше ответить на мой вопрос!

По рядам легионеров прокатился ропот. Все крутили головами, безуспешно пытаясь разглядеть в густых зарослях, покрывающих склоны лощины, невидимых стрелков. Всадники поспешно надевали шлемы и снимали с сёдел притороченные к ним щиты.

– Чего тебе надо?! – крикнул префект, тоже озираясь и вертя головой во все стороны, он явно нервничал; лошадь под ним приплясывала и, роняя пену, грызла удила.

– Я тебя уже в третий раз спрашиваю, трибун: лежит ли на перевале снег? Неужели ты не способен ответить на такой простой вопрос?

– Нет там никакого снега! – раздражённо крикнул Рет. – Всё?!

– Значит, нет, – покачал головой декурион. – А я так полагал, что уже лежит. В прошлом году, понимаешь, в это время там уже лежал снег…

– В прошлом был, а в этом – нет! Что ж тут такого?!

– Странно, странно… – вновь покачал головой Саксум. – Как же так? Середина октября – и нет, понимаешь, снега?

– Это всё?! – крикнул трибун, видно было, что он теряет терпение. – У тебя больше нет вопросов?!

– Почти всё, – уточнил Саксум. – Ещё два небольших вопроса и будет всё… Вы же идёте из Ламбессы, не так ли? Как там лега́т? Надеюсь, здоров?

– Здоров, здоров, что с ним сделается! – нетерпеливо отозвался префект. – Ещё что-нибудь?!

– А его возлюбленная А́мата? Здорова ли она?

– Что ещё за Амата?! – воскликнул трибун, пытаясь удержать на месте свою пляшущую кобылу. – Нет у легата никакой Аматы! Его жену зовут Ли́вия! Ли-ви-я! Она живёт в Роме! И всегда жила в Роме!

– Это странно, – удивился Саксум. – Все знают про Амату – возлюбленную легата Долабе́ллы. А ты был, понимаешь, в Ламбессе видел легата, наверняка общался с ним и не знаешь, кто такая Амата. Я начинаю сомневаться в твоей правдивости, трибун! Отвечай мне: кто ты такой и куда ведёшь свой отряд?!

Префект вспыхнул.

– Я – Гай Корнелий Рет! Трибун-латиклавий! – наливаясь кровью и надрывая глотку так, как будто до Саксума была, по крайней мере, пара стадиев, заорал он. – По высочайшему приказу проконсула и легата Пу́блия Корнелия Долабеллы веду вверенный мне отряд в крепость Тубуск!.. – голос его на последнем слове сорвался и дал петуха. – Вот! – префект выдернул из седельной сумки свиток со свисающими с него печатями и поднял его высоко над головой. – Вот приказ самого́ проконсула!

– У тебя даже есть приказ проконсула, а ты не знаешь, кто такая Амата?! – показательно изумился Саксум.