– Туггурт! – немного торжественно сказал старший команды сопровождения – как уже знал декурион, сотник по имени Миси́пса, указывая Саксуму и Кепе на открывшийся перед ними с холма вид на столицу повстанческой армии. – Ар-ерем… Тар-ахамт уаре́р-н Такфаринас. Э-гмедх!

Саксум молча кивнул, зато «красный человек» Кепа счёл для себя обязательным отреагировать более эмоционально.

– Туггурт!.. Такфаринас!.. Моя понимать!.. – громко, как будто разговаривая с тугоухим, произнёс он, зачем-то коверкая романские слова и, наморщив лоб, добавил одно единственное выученное им за дорогу слово на местном наречии: – Схари! Хорошо!

Они спустились с холма, пересекли обширную, примыкающую к оазисной роще, луговину, на которой пасся огромный – в несколько сотен голов – табун лошадей, преодолели неглубокий, сплошь заросший прутняком, овраг, по дну которого резво бежал прозрачный ручеёк, и наконец въехали в пределы палаточного городка.

Вотчина неуловимого Такфаринаса, негласная столица повстанцев, эпицентр вот уже седьмой год бушующего в стране антироманского восстания, вблизи меньше всего напоминала военный лагерь. В распахнутых насквозь шатрах – в тенёчке, на сквознячке – сидели на коврах, возле дымящихся очагов, степенно беседующие мужчины; женщины, весело переговариваясь, хлопотали по хозяйству; голые ребятишки возились в дорожной пыли или, оглашая окрестности звонкими криками, целыми стайками носились между шатрами. Над деревней витали аппетитные запахи свежеиспечённых ячменных лепёшек и жареного на углях мяса.

Первые признаки армейской жизни обнаружились только в самом центре поселения. Пять шатров из тёмно-серой шерстяной ткани – один, центральный, огромный и четыре, стоящие вокруг него, чуть поменьше размером – были обнесены невысоким земляным валом с укреплёнными поверху рогатинами из жердей и плетёными из веток щитами. На воротах стоял караул: четверо солдат в боевой форме легионеров. Конных через ворота не пропускали. Спешившись и оставив лошадей у коновязи вблизи ворот, Мисипса, Амекран, Саксум и Кепа прошли внутрь; остальные остались снаружи.

Возле большого шатра стоял ещё один караул – тоже четверо, тоже в форме легионеров, один из которых был в шлеме с поперечным гребнем кентуриона.

Мисипса обменялся с «кентурионом» несколькими короткими фразами, после чего тот скрылся в шатре и отсутствовал достаточно долгое время.

Наконец он выглянул и приглашающе помахал рукой.

Мисипса и Амекран сняли перевязи с мечами и кинжалами и отдали их «легионерам». У Саксума и Кепы тоже отобрали оружие и вдобавок тщательно и довольно грубо обыскали.

Внутри шатра царил полумрак и терпко, до щекотания в горле, пахло какой-то душистой травой. Под ногами пружинил толстый, богато вышитый, пёстрый ковёр. Всё пространство внутри шатра было поделено на небольшие комнатки коврами и полотняными шторами, висящими на натянутых между столбами верёвках. Некоторые шторы были задраны или раздвинуты и открывали за собой другие комнатки, точно так же перегороженные коврами и шторами. Почти все помещения были пусты – там лишь валялись на коврах разновеликие и разноцветные подушки да лежала брошенная в беспорядке одежда. Лишь в одной из комнат обнаружились люди: пятеро мужчин сидели на ковре вокруг большого медного подноса и, негромко переговариваясь, пили из посеребрённых пиал что-то, исходящее ароматным цветочным паром. На проходящих мужчины не обратили никакого внимания.

Лабиринт полутёмных комнат («Хрен мы отсюда выберемся, если что!.. Понастроили!..» – еле слышно прошептал над ухом у Саксума Кепа) вывел их наконец в достаточно просторную залу, также огороженную со всех сторон висящими на верёвках коврами. Здесь было гораздо светлее – в потолке, до которого здесь было, наверное, все четыре человеческих роста, почти над центром комнаты, зияла квадратная дыра, в которой ослепительно синело высокое безоблачное небо. Воздух в зале также был несколько свежее, Саксуму показалось, что щекочущий горло, горьковато-пряный запах чувствовался здесь не так сильно. Впрочем, возможно, он уже просто принюхался.