– Я уже объяснила, милорд: не обращала внимания на происходящее.

Муж никак не отреагировал на это объяснение: просто молча смотрел на нее, ожидая, пока уляжется гнев. То, что жена была на волосок от смерти, чертовски его испугало, и сразу успокоиться не получалось.

Молчание затянулось, и первой прервала его Джоанна.

– Простите за то, что нарушила ваши занятия. Если хотите меня ударить, пожалуйста, сделайте это поскорее: ожидание становится невыносимым.

Колум не мог поверить собственным ушам:

– Миледи…

Макбейн вскинул руку, призывая тем самым к молчанию, а Джоанна инстинктивно отступила, закрыв руками голову, но решилась предупредить:

– Знайте, милорд: вы можете меня ударить, но в ту минуту, как это произойдет, я оставлю ваши владения.

– Но, миледи, не думаете же вы, что милорд…

– Отойдите, Колум, я сам! – гневно приказал лэрд, вне себя от оскорбления, которое нанесла ему жена, но, видит Бог, пережитый только что страх за ее жизнь был сильнее.

Взяв Джоанну за руку, он поднялся по ступенькам в дом: для предстоящего важного разговора ему не нужны были свидетели. Он двигался так стремительно, что она споткнулась, но быстро выпрямилась и поспешила за мужем. Колум хмуро смотрел им вслед. Лэрд тащил госпожу за собой, словно барана на заклание, а она, бедняжка, наверное, думает, что он собирается отвести ее в уединенное место, чтобы забить.

Подошел Кит, рыжеволосый вождь маклоринцев.

– Что у вас тут стряслось?

– Леди Джоанна… Кто-то, наверное, забил ей голову дурацкими рассказами про милорда. Думаю, она боится его, – расстроенно сообщил Колум.

Кит усмехнулся:

– Женщины болтают, что она боится даже собственной тени, но при этом пытается сохранить чувство собственного достоинства. С первого же взгляда они стали называть ее Храбрым Кроликом.

Колум разозлился: значит, они считали ее трусишкой, ничего толком о ней не зная, – и предупредил:

– Макбейн этого не потерпит. Кто придумал такое прозвище?

– Это не важно, – заявил Кит. – А что, разве что-то не так? Все видели, как леди Джоанна задрожала при виде собаки милорда и какие испуганные взгляды бросает на самого Макбейна всякий раз, когда он заговаривает с ней.

Колум оборвал его:

– Возможно, она просто стеснительная, но уж никак не трусишка. Вашим женщинам надо укоротить языки: слишком распустились. Если еще раз услышу от кого-нибудь это прозвище, буду наказывать.

– Вам легче ее принять, – попытался объясниться Кит. – Но маклоринцы не так отходчивы. Ведь это ее первый муж разрушил все, что они с таким трудом построили. Им трудно забыть об этом.

Колум покачал головой:

– Нагорцы никогда ничего не забывают. Ты знаешь это так же хорошо, как и я.

– Значит, простить, – уточнил Кит.

– Она не имеет никакого отношения к тому, что здесь происходило, и потому не нуждается ни в чьем прощении. Напомни это своим женщинам, и пусть прикусят языки.

Кит кивнул в знак согласия, хотя вовсе не был уверен, что его предостережение урезонит женщин. Они были настроены против нее, и он понятия не имел, что может заставить их изменить свое отношение.

Оба воина провожали взглядами лэрда с супругой, пока те не скрылись из виду. Несмотря на то что вокруг уже никого не было, Макбейн все шел и шел, чтобы окончательно успокоиться, прежде чем начать разговор.

Наконец он остановился и посмотрел на нее. Она не подняла глаз и пыталась высвободить руку, но он не позволил.

– Вы нанесли мне серьезное оскорбление, предположив, что я способен ударить женщину.

Ее глаза были огромными от ужаса. Вид у него был такой свирепый, что, казалось, он может убить, а не то что ударить.