Нужно было пресечь все сплетни, а сплетников наказать за длинный язык вплоть до увольнения: паникёров на корабле держать всё равно, что мину замедленного действия – непременно рванёт в самое неподходящее время.

И разговор состоялся: конкретный, обстоятельный, для отдельных сотрудников весьма нелицеприятный – вплоть до угрозы увольнения (пока только до угрозы).

Лица серьёзные, сосредоточенные – ни обычных смешков, ни шуточек, ни подкалываний.

– Скажу без обиняков, – заявил Дмитрий, – времена настали для нас, действительно, непростые… Боюсь, что придётся всем нам от многого отказаться: и от бонусов, и от празднований, да, если на то пошло, и от повышения зарплат…

Придётся пересмотреть все договора и от мало эффективных отказаться сразу, чтобы не морочить голову заказчику… Но это мы уж посмотрим конкретно с Борисом Викторовичем, Викторией Максимовной и Львом Гавриловичем…

Предупреждаю сразу: я не Павлюченко и церемониться с лодырями и прогульщиками не стану и уж тем более поощрять таких… материально. Поэтому попрошу всех сделать соответствующие выводы, и если такая постановка дел не устраивает…

Дмитрий сделал долгую паузу специально, чтобы поняли все: поблажек с этого дня не будет никому. Боялся ли он, что после такого разговора к нему на стол ляжет ни одно заявление об уходе? Опасался, но всё-таки надеялся, что таких буйных голов буде от силы две-три.

– На этом всё, – закончил свою речь Дмитрий. – Прошу все занять свои рабочие места, за исключением главбуха и экономиста…

– Да, Максим Николаевич, – обратился он к начальнику службы безопасности, – с вами у нас будет очень серьёзный и… конфиденциальный разговор. Чуть позже.

– Хорошо, – ответил тот. – Я буду у себя в кабинете.

Едва за всеми закрылись двери, как главный бухгалтер достал из своей папочки лист бумаги с каким-то текстом и положил его на стол перед начальником.

– Что это? – поинтересовался Дмитрий.

– Заявление об увольнении, – кратко ответил Борис Викторович, вытирая воображаемый пот со лба тыльной стороной ладони, что говорило о его чрезмерном волнении.

– Почему? – так же кратко спросил его Дмитрий.

– В некоторой степени я виноват в случившемся, – пояснил главбух, теребя в руках злосчастную папочку, – не предвидел, не усмотрел, не смог предотвратить…

– Скажите честно, Борис Викторович, – прямо глядя в глаза главбуху, поинтересовался Дмитрий, – вы не способствовали Павлюченко?

– Нет! – твёрдо ответил тот. – Ни в коей мере.

– Тогда почему решили умыть руки? Именно сейчас, когда больше всего нужны и ваши знания, и ваш опыт и ваша помощь?

– Просто я подумал, что после произошедшего, – начал бухгалтер, стараясь выдержать проницательный взгляд шефа, – вы, Дмитрий Петрович, не захотите видеть меня… на этом месте.

– Вы ошиблись, Борис Викторович! – твёрдо ответил Дмитрий. – Идите на рабочее место… Я очень прошу вас… и вас, Виктория Максимовна… совместно с юристом перепроверить все договора с целью минимизации расходов. Это сейчас для нас первостепенный вопрос. А так же все последние счета, платёжки, банковские переводы. С предложениями как и что ещё можно поправить. Все свои выводы и расчёты мне на стол. Через два часа жду вас у себя в кабинете.

Опустив голову, как побитый цуцик, пожилой главбух шаркающей походкой вышел из кабинета. За ним, не говоря ни слова поднялась краса и гордость экономического отдела Виктория.

Когда за ними закрылась дверь Дмитрий обратился к Добровольскому:

– Теперь, Илья, предстоит самое трудное и, возможно, даже не вполне законное…

Неожиданно ему вспомнилось, что на днях, их выдающийся и вездесущий программист, Добровольский откопал где-то стихи, которые вызвали в офисе настоящий фурор в разнообразных смыслах этого слова: