– это пропаганда абсолютного Ничто, обман эпатажа, «Чёрный квадрат» Малевича от «музыки», если, конечно, гробовую тишину на протяжении почти пяти минут можно назвать божественным словом «музыка». Ведущая фигура авангарда придумывает провокацию настолько дешёвую, опустошающую и низвергающую сами основы искусства, что эти тягостные минуты молчания инструментов – плач, траур по феерии смысла и похороны самой жизни.

Если для Ницше «жизнь без музыки была бы ошибкой», то Кейдж – убийца жизни, визуализация и антропоморфизм абстрактного понятия ошибки. Итак, Кейдж – это Герострат от искусства.

Обобщая всё вышесказанное, я утверждаю, что появление относительно нового в искусстве, философии, науке связано с поджогом и полным уничтожением храма Артемиды прошлого.

Однако действующие силы, архетипы Герострата и варвара, несмотря на внешнюю схожесть, радикально отличаются: если первый – это преобладающий пафос разрушения, эпатаж, оставляющий после себя абсолютное Ничто, то второй – вероломный и беспощадный нонконформизм, деятельное отрицание с привкусом утверждения, запускающее творческий, революционный процесс освобождения от каменного строения прошлого, это регенерация и калейдоскоп метаморфоз.

Вкратце, Герострат – летальное отрицание, утверждающее Ничто, а варвар – отрицание творческое, деятельное.

Я считаю, что обновление, весенняя свежесть и благоухание мысли связаны с ожесточённой борьбой, а иногда и с союзом двух примордиальных архетипов – Герострата и варвара. В этих чрезвычайно схожих, но всё-таки принципиально различных ликах Януса, бога-демиурга всего необычного и выходящего за рамки стандартного понимания, содержится зерно любого движения вперёд.

34i. Зачем желание, если оно – бегство от пустоты? Вожделение соблазняет, призывает к погоне за наслаждением, опьяняет тело и дух. Стремление загрязняет храм. Кто очистит стены его?

35n. Снег падает. Что ещё нужно? Облака плывут. Этого мало? Ветви деревьев колышутся. И этого недостаточно?

36a. Утратив связь с пустотой храма, человек стал желанием. Не для радости существует удовольствие, а для оправдания бега жизни. Не благо несёт добро, а надежду на былую полноту существования. Всё самое величественное и возвышенное – очередной каприз вожделения.

37c. Творчество болезненно, ибо напоминает о неполноценности. Творчество спасительно, ибо залечивает раны. Творчество проницательно, ибо связывает с пустым храмом.

38t. Пустота храма не созидает, но является началом любого созидания. Ничего нового нет и никогда не было: всё заключено в пустоте. К чему ей созидать, если она полноценна?

39i. Идёт дождь. Течёт река. Поёт соловей. Разве уже не прекрасно то, что есть? Пустой храм бездеятельно наслаждается. Как быть ему с другими?

40v. «Ты сидишь в темноте, глаза ослеплены одиночеством, в жизни твоей ничего не происходит!» Как говорить с другими? Как объяснить желанию, что оно должно погибнуть?

41i. Пустому храму не нужен свет улиц, ибо солнце внутри его. Пустому храму не нужны собеседники: он сам вечный разговор. Пустой храм – камень снаружи, но вода внутри.

42t. Восток – убить желание. Запад – воскресить мертвеца силой ума. Пустой храм примиряет в себе желание и нежелание, интеллект и созерцание.

43y. Пустота – это не верить другим и выстрадать собственное учение. Творчество неизбежно: человек потерял связь с храмом пустоты. Теперь каждый создаёт свой собственный.

44?. Непонимание – молекула в теле духовного роста. Прекрасны и благословенны те, кто отвергает истину и клевещет на пустой храм из-за сложности его конструкции. Они не поняли его? Но не так изощрены слова пишущего, как обременён ум читающего.