Сновиденье
Что же делать? Что же делать?
Что же делать, как мне быть?
Как мне счастья, как мне счастья
Своего не упустить?
Ну, вот и замуж уж зовут,
И не один, а трое ждут.
Трое, трое, трое ждут
И выбирать мне не дают.
Оком, оком, оком, оком
Я прикинула дела.
Каким боком, каким боком
Я терять кого должна.
И приснилась мне судьба,
Будто я уже жена
И Ивана, и Коляна,
И кудрявого Степана.
Ой-на-на, нет, ой-на-на, нет,
И так и сяк, и сюда нет.
И сюда нет, и туда нет,
И как решить мне свой сюжет?
По моральному контракту заключила договор.
И у Бога попросила узаконить уговор:
В воскресенье я жена у Ивана.
По субботам я жена у Степана,
А в рабочие дни у Коляна.
Квадрат любви.
О, Бог, прости.
Ла-ла-ла-ла-ла. Лям-пам-пам,
Я вызов бросила людям.
Любить троих зовет душа,
По зову сердца день за два.
Я краса не народная,
Но в душе благородная.
А мне говорят: «Ты что?
Ты греха натянула ярмо».
А я им в ответ: «В чем беда?
Все довольны друзья, ну и я.
Не убили за меня никого.
От любви взахлеб хорошо».
Мне и счастья другого не надо.
Родила я всем трем мальчугана.
И сейчас три отца у меня.
Полигамная семья, как мечта.
Но проснулась от сна и рыдаю,
О постели со всеми мечтаю.
«Что за чушь? – так сказала мне мать. —
Надо просто с тремя переспать,
Пробной постелью, чтоб душой не страдать,
Но в мужья для семьи одного выбирать».
Ла-ла-ла-ла-ла. Лям-пам-пам,
Пошли вы, сны, ко всем чертям.
Но что же делать, как мне быть?
Быть вообще или не быть?
Может, всех мене забыть?
Чтоб судьбу не бередить.
Трое замуж зовут,
Трое любят и ждут.
И ночами со слезами я их все-таки люблю,
И всё думаю, думаю думу свою.
                                             * * *

– Странно, – промолвила я, прочтя их, – в стихе пишет о какой-то мечте матриархатного многомужества, а на сцене ему проявляют полигамную любовь дамы. При всем этом он проявляет знаки внимания ко мне. Меня это удивило, если не сказать возмутило, но я, как будто гонимая неведомым желанием, уже на банкете решила взять цветы со своего столика и преподнести ему. Это вышло само собой, скорее из чувства жалости или долга взаимной благодарности за проявленное внимание. Видно, оно обострилось еще тем, что на заключительном выходе артистов его не было. Не было его и в дальнейшем выступлении артистов, которое состояло из песен и коротких инсценировок, вроде как для избранных.

Окончательно подтолкнул меня на этот поступок официант, который поднес мне большой торт, на котором был изображен мой седой поклонник. Он в виде шоколадной куклы сидел на диване в таком же

шоколадном браслете, держа над собой большую ромашку.

– Оригинальный торт, – воскликнула я, – и очень похож на выступавшего здесь поэта. А где можно найти этого человека?

Он мне подсказал, и я, взяв торт и цветы, пошла к указанному столику. Подойдя, увидела, что он сидит в окружении тех двух красивых молоденьких девушек, которые подносили ему цветы на сцене. Я неожиданно растерялась, но, собравшись все-таки, преподнесла ему этот торт и цветы, поблагодарив его за стихи. Чтоб не быть голословной, отметила их образность, которая не может оставлять женщин равнодушными. Он принял подарок и, усмехнувшись, поцеловав мне ручку, посадил рядом с собой. После поцелуя он как будто сразу помолодел. Я удивилась, а он сказал, что это закономерно, ведь любое небезразличное прикосновение к молодости мужчину делает моложе.

– Разве общения с этими молодыми девушками вам недостаточно? Зачем вы пытаетесь ухаживать за мной? Я ведь гораздо старше их.

– Эти девушки из моей молодости, – отмечал он. – Они остались такими молодыми потому, что такими я их воспел в своих стихах. Теперь и вы останетесь такой же молодой на века, потому что я вам тоже посвятил свои стихи.