– Чувствую, с богом ты в ладах, но креста на груди моей уже нет. Царства же божьего в твоем теле лучше, наверно, неузаконенным грехом не трогать. Может, он на тебе жениться хочет? Девственность потеряешь не с ним, он тогда точно только посмеется над тобой.

– Я его боюсь, он дьявол и он никогда не сможет стать отцом. Отдать же святое тело и душу ему – значит самой стать дьяволом. По поводу греха, так он вокруг нас, и в природе, и в нашей плоти; не преступив порой греха, не сотворишь добра, да и грех порой может стать добром, – ответила она.

– В этом ты, наверно, права. У каждого свой уровень и планка допустимого греха. Однако разрушение своей святой плоти всегда мучительно для души. Может, лучше прислушаться к зову своей природы и не разрушать ее? Служи, как служила, своему богу и будь счастлива, а там как будет; если вдруг нарушишь святость не по своей воле, то греха на свою душу не возьмешь. По своей воле нарушишь его веру и мораль – ни совесть, ни бог не простят.

– Не знаю что и сказать, может и так, а может и не так. У каждого, соглашусь с вами, в этом грешном мире и природа плоти своя, и свой уровень греха. Я любой своей грех давно отмолила постом, если и сотворю что, то непрощеным грехом мне уже не зачтется.

– Это уже своя правда, а не божья. Мы все в этом мире живем под сводами храма золотого денежного тельца и поклоняемся ему, как религии счастья. Деньги или сила дают право на любую любовь, ломают существующие устои морали и формируют бытие жизни, как религию поклонения. Не противиться этому злу насилием призывает и твоя вера. Так в чем же дело? Не противься.

– Это не моя вера, а дьявола, она калечит жизнь многих и многих не верующих в Господа.

Арабес смотрел на ее полные слез глаза, и грустные мысли стали мучить его. Продолжать беседу на эту тему ему явно не хотелось, но, смотря на ее пронизанное болью лицо, он почувствовал жалость к ней. Тут из жалости он вдруг погладил ее по голове, и она, взяв его руку, прижала к своей груди. Он не стал отдергивать ее. Лишь утешительно продолжил:

– Души людей, как ни крути, все-таки зависят от божьего зова и состояния тела. Хотя русская душа всегда искала своего – свою правду, своего бога, и чаще в себе, а не в небе. Искание истины и любви – черта нашего характера. Даже в возлюбленном своем ищем союзника по исканиям. Искание – наша религия, и кто не принимает эту религию души и не говорит на одном языке, то и возлюбленными не становятся. Они и являются ключом души.

Она стала креститься на одну из своих икон, стоящих в доме, он замолчал и не стал утверждать ей свое понимание. Она, закончив креститься, возражала:

– Для нас, верующих, все разные люди перед богом равны, хотя по грехам и не очень равны. Ныне у большинства бог – деньги, у кого-то они – истина добра, милосердия и терпимости. В этой куче правды моя правда – это святая любовь, как бог.

– Вот-вот: все мы ищем своего бога, которому готовы поклоняться с рабской покорностью. Но я не осуждаю тебя за это. Не урони этого, если это счастье твое. Мне же кажется: надо, чтоб боги служили нам, а не мы им, и тогда счастье будет у всех одно. Твоя религия – правда святой любви – стоит на том, чтобы только презирать страсть, и призывать к вечной любви, которая не может быть невечной, должна дарить счастье. Однако счастье человека должно жить в гордости свершенного, и это может быть жаловано честью и почитанием самим Господом и его верой. Ты, заботясь только о своем духе, не признаешь плотского влечения совсем, а плотское здоровье – это храм святого духа. Вечной идеальной любви быть не может, так как она просто перерастает в вечное слияние душ. Ты этого знать не хочешь, как и того, что без наличия энергии тела ни любовь, ни страсть неведомы никому. У тебя хоть и, может, была любовь, но в слияние душ она, видимо, успеть перерасти не смогла, и осталась только тоска.