– Как вы можете так говорить? Разве вера угрозой греха не заботится о здоровье тела? Вот только понятия греха на предприятиях нет, и с техникой безопасности она не дружит и не карает, а там плоть убивают порой, как на войне.

– У предприятий души нет, а вера стремится к власти над душами, думая, что завладев душою, получит ее навсегда, а на войне душами тело на погибель посылает. Распоряжается ими, как своей собственностью. Однако не накормив тело, душой завладеть тяжело. Бог твое тело не кормит, а ты уже отдала душу его власти. Не понимаешь, что не бог, а только тело кормит и воспитывает душу. Голодное и больное тело кормит злую душу. Власть над душой должна быть своей и такой, чтоб она служила телу в благодарность за то, что оно позволяет жить в нем твоей душе. Тело же должно служить делу красоты – личного счастья, как добру, и эта красота должна зависеть от божьей или народной значимости. В этом суть гармонии жизни, и это должно быть культурой, верой и честью каждого.

Детям, тем более если у тебя была бы девочка, то ты как мать должна передавать такую веру и какой-то женский опыт личного счастья, пережитый самой, а у тебя его нет, кроме божьей значимости, которая для личного счастья тебе ничего не дает.

– У меня мальчик.

– Это тоже проблема. Одинокая женщина подсознательно воспитывает в нем подобное себе существо – женоподобного мужчину. Ты живешь не своей, а чужой, искусственной, построенной на иллюзиях жизнью. Спроси себя: есть в твоей жизни смысл и хотела ли ты своему ребенку такой же жизни? Человек должен ощущать жизнь всеми органами, тогда это жизнь, а не существование. Аскетизмом можно оправдать только жертвоприношение за грехи, и я опять повторю. Ты этот крест несешь, а зачем, за какой грех?

– Вам меня не понять. Это все слова, что почувствовать нельзя. Я мечусь между душой и действительностью. С моей душой никто кроме бога не ложится, а с жестокостью, хамством не хочу ложиться я. Это моя действительность, а о чем вы говорите, мне непонятно.

– Да вы, сударыня, хоть и жертва религиозного воспитания, без любви – ни тела, ни поцелуя, но в такой ситуации, что я не знаю, как бы поступил. Как будто коса нашла на камень. Похоже, мне нужно помолиться и со своим богом посоветоваться. Если судьба не обещает человеку любви на протяжении всей жизни, то миг любви может быть и спасением, и единственной радостью, если другого решения нет.

Я помолюсь, только вот не знаю, какую молитву прочитать, чтобы божий поцелуй получить.

– Греха боитесь, но для созидания добра его быть не может вообще. Вы же говорили, что ради какой-то благородной цели в грехе не может быть греха, и это вы, наверно, говорили про себя. А по мне, грех есть грех, и его как ни крути, а прощения все равно проси. Нет у меня цели такой, ради которой на грех можно было пойти, а вот готова идти. Бывают случаи, когда из двух грехов нужно выбирать меньший. Если же на моем пути лег камень с надписью: «Налево пойдешь – грех от зла обретешь, но королевой станешь, направо пойдешь – грех от добра получишь и сердце потеряешь, а прямо пойдешь – призраком того и другого станешь», то в этом выборе я бы пошла направо. Это потому так, что ни королевой зла, ни спутницей ее, ни призраком стать не хочу. Сердце бы рассудком заменила.

Он усмехнулся и произнес строчки из своего стиха:

Потом умолк и, подумав, добавил:

– Ну, тебе впору собирать и накапливать дела добра. Там, за облаками, передавала бы их всем грешным для оправдания их или по наследству своим. Если там, за облаками, у Бога есть банк добра, он на его святую валюту душ печатать начнет. Станешь его банкиром, чтобы вершить свой или божий мир добра. Кто с большим мешком добра придет, тому большую райскую жизнь придется дарить. Только опять неравенство в раю появится и преклонение перед большим мешком добра станет. Дела добра могут начать воровать или у добрых их отжимать, чтоб грешных спасать.